24 
— Нет, — ответил Джерек, опуская глаза и пытаясь освободиться от непрошенной улыбки. — Простите, Лорд Джеггед.
— О, я тоже прошу прощения. — Губы Монгрова задрожали. — Я ошибся в вас обоих. Простите меня!
— Конечно, несчастный Монгров, — проникновенно ответил Лорд Джеггед. — Конечно! Конечно! Ты вправе быть подозрительным: твоей коллекции завидует вся планета, каждый из экземпляров — драгоценность. Оставайся осторожным! Есть другие, менее щепетильные, чем мы с Джереком Корнелианом, и они могут обмануть вас.
— Каким я оказался плохим! Невеликодушный, с плохими манерами! Слишком черствый! — стонал Монгров. — Какой я гадкий, Лорд Джеггед. Сейчас я ненавижу себя. Теперь вы видите, каков я есть, и будете оба вечно презирать меня!
— Презирать? Никогда! Твоя скромность восхитительна, я просто изумляюсь. Я изумляюсь тебе, дорогой Монгров. А теперь мы должны отправляться. Возможно, я вернусь с экземпляром, который ты желаешь. Через день или два.
— О, ты более чем великодушен. Прощай, Лорд Джеггед. Прощай, Джерек. Приезжай ко мне, когда захочешь. Хотя, понимаю, из меня плохая компания, и, следовательно, ты вряд ли…
— Прощай, неутешный Монгров.
Джерек дернул за свисток, локомотив издал скорбный звук — нечто вроде стона отчаяния, а затем начал медленно подниматься в сыплющее дождем небо.
Лорд Джеггед вновь устроился на диване. Его глаза были закрыты, лицо ничего не выражало. Джерек отвернулся от окна.
— Лорд Джеггед. Вы — образец дьявольской хитрости.
— Ладно, ладно, мой Корнелиан, — пробормотал Лорд Джеггед со все еще закрытыми глазами. — Ты тоже выказываешь талант в этом направлении.
— Бедный Монгров. Как аккуратно было отведено его подозрение! Джерек сел рядом с другом. — Но как мы приобретем миссис Амелию Ундервуд? Миледи Шарлотина, может быть, и не ненавидит Монгрова, но ревнует к его сокровищам. Она не отдаст маленького инопланетянина.
— Тогда мы должны украсть его, верно?
Джеггед широко раскрыл прозрачные глаза, и в них вспыхнул озорной огонек.
— Мы станем ворами, Джерек, ты и я.
Идея была настолько удивительна, что потребовалось некоторое время, чтобы Джерек понял ее суть, а затем восхищенно рассмеялся.
— Как ты изобретателен, Лорд Джеггед! И, главное, в духе моего любимого периода!
— Да, обезумев от любви, идешь на все, чтобы овладеть предметом своей страсти. Все другие обстоятельства — дружба, престиж, достоинство отметаются в сторону. Я вижу, тебе нравится это?
Лорд Джеггед приложил изящный палец к губам, на которых играла легкая улыбка.
— Какую пышную драму мы начинаем сейчас создавать! О Джерек, мой дорогой, ты рожден… для любви!
— Хм, — протянул Джерек задумчиво, — я начинаю подозревать, что рожден для снабжения вас сырым материалом, на котором вы можете поупражняться, чтобы развить и без того значительные литературные таланты, милорд.
— Ты льстишь мне, ты льстишь мне!
Неожиданно в ушах Джерека прозвучало:
— Мой сын, мой алмаз! Это твоя воздушная машина?
Джерек узнал голос Железной Орхидеи.
— Да, мама. А ты где?
— Ниже тебя, дорогой.
Джерек встал и посмотрел вниз. На похожем на шахматную доску поле из голубых, пурпурных и желтых квадратов с несколькими разбросанными тут и там хрупкими хрустальными деревьями можно было различить две фигурки.
— Вы не возражаете, если мы ненадолго остановимся? — обратился он к Джеггеду.
— Совсем нет.
Джерек приказал локомотиву спуститься и встал на подножку в тот момент, когда машина приземлилась на одном из оранжевых квадратов около двенадцати футов длиной, сделанном из плотно упакованных крошечных цветов трилистника. На соседнем, зеленом квадрате сидела Железная Орхидея, а на коленях у нее удобно устроился Ли Пао. Когда Джерек, выйдя из машины, ступил на поле, цвет квадратов изменился.
— Не могу ни на чем остановиться сегодня, — объяснила она. — Не поможешь ли ты мне, Джерек?
Она всегда имела склонность к мехам, вот и сейчас ее тело прикрывала мантия золотого цвета. Лицо она окрасила в цвета Ли Пао, одетого, как обычно, в тот же голубой комбинезон. Ли Пао, выглядевший смущенным, пытался встать с колен Железной Орхидеи, но та твердо держала его, сидя в красивом мерцающем силовом кресле. Над ее головой кружились маленькие синие птички.
Шахматная равнина простиралась на милю в каждую сторону. Джерек задумчиво рассматривал ее, но, занятый другими проблемами, ничего не мог посоветовать. Наконец он сказал:
24 
