очень нудно 
56 
Подкатили экспедиционные войска, вылез из «Мерседес-бенца» Эльдар Рязанов, и началось…
Крику, брани…
Все это миф о многоэтажном русском мате — хотя попадаются, конечно, уникальные мастера этого разговорного жанра, но, в общем, дела здесь обстоят приземленно, без небоскребов — «ерш твою мать» да «мать твою двадцать». Курносый эсэсовец кричит, что ему, мать твою дивизию, этой фанерной бутафорией весь кругозор перспективы закрыт, и что он, в бога-душу-мать, предупреждал пьяного второго помощника режиссера, что современный советский танк под «Королевский Тигр» не приспособлен, а пьяный помощник отвечал: «Хрен с ним, сойдет». Не сошло! Вот к чему приводит техническое бескультурье!
А Эльдар Рязанов при слове «бескультурье» хватается за пистолет и кричит, что лично он, заслуженный деятель, лично ему, вологодскому dolboyob'y,[2] его мать, все, что торчит, поотрывает и в дисбат упечет; а тем временем под шумок херры дойчлапд официрен и англо-американские союзники уже оранжевых баб лапают, и те не сопротивляются, а лишь тихо и сладострастно повизгивают, а Семэн с Мыколой хватаются за штыковые лопаты — но не из патриотической ревности, а потому, что под раздавленным «Кольнаго» погибла командирская авоська с андроповкой.
А Гайдамака с пострадавшим видом молчит и многозначительно поглядывает на Эльдара Рязанова: мол, что это за кино, товарищ главный режиссер? Итальянский «Кольнаго» стоит десять тысяч американских долларов и вручен был мне как приз за победу в гонке Тур де Франс. Что делать будем?
Большое— таки дело — реголит. Не успели постелить, а уже и танки пошли.
ГЛАВА 3. Mepтвi бджоли не гудуть
Без эпиграфа.
Автор
Генерал Акимушкин. — Теплые моря и проливы. — Дело Белой армии проиграно. — Союз России и Офира. — Пропуск в Бахчисарай. — Сер Черчилль недалеко ушел. — Начальник тыла. — Mepтвi бджоли не гудуть. — «Лиульта Люси», — Графиня и купидон, — Негры на корабле. — Графиня в штабе Врангеля
Гамилькар весьма подивился превращению мирного естествоиспытателя в начальника контрразведки. Из этой метаморфозы следовало, что пасли его не филера, а сам начальник врангелевской контрразведки Акимушкин, а Семэн з Мыколою были не филерами, а телохранителями генерала.
— Не удивляйтесь, — сказал генерал Акимушкинп. — Я вам правду сказал: на гражданке я — натуралист и естествоиспытатель. Я животных люблю, рыбок, птичек, чуду-юду рыбу-кит, птицу рух, гамаюна, феникса, купидонов, жар-птицу, снежных людей всяких, несен, единорога, дракона, а тут приходится человеческое естество испытывать. Предъявите документы.
Гамилькар предъявил генералу Акимушкину верительные грамоты от нгусе-негуса Офира Pohouyam'a Макконнена XII.
— Pohouyam, — хмыкнул генерал Акимушкин и взялся за вторую портянку.
— Как вы сказали? — переспросил Врангель. Он решил, что ослышался.
— Pohouyam, Ваше Превосходительство, — повторил Гамилькар и горячо заговорил о родном Офире. Конечно же, он, Гамилькар, находится в Севастополе не только в поисках Атлантиды и купидонов, не это главное. Офир — это рай, настоящий Эдем, но его родина с конца прошлого века страдает от иностранного вмешательства — Италию Гамилькар дипломатично не упомянул, — а России, как всегда, позарез нужен выход к проливам и теплым морям. Постоянное русское военное присутствие в Офире — это именно то, что нужно сейчас Офиру и России.
Услыхав о проливах и теплых морях, генерал Акимушкин насторожился и придвинулся к столу:
— Ну, и где же находится это райское место?
— Сейчас? Pour le moment?[3] В Африке, на Эфиопском плоскогорье, — ответил Гамилькар.
— Эх вы, хлопчики-эфиончики… — пропел па мотив «яблочка» генерал от печки. — Как понимать «pour le moment»?
— Офир — изменчивый объект, у него нет точных координат.
— Вроде вашей Атлантиды? — не без иронии подсказал генерал от печки.
— Да.
— Или страны Эльдорадо.
— Что одно и то же.
— Или что-то вроде летающего острова Лапуты.
— Нет, господин генерал. Офир не летает. Офир — это посадочная площадка для острова Лапуты. На вашем месте я связался бы хоть с Богом, хоть с Чертом, хоть с летающим островом Лапута.
— Это почему? — удивился генерал от печки.
— Понимает ли Петр Николаич (Врангеля звали Петром Николаевичем), что дело Белой армии безнадежно проиграно? — смело спросил Гамилькар.
56 
