126 
Естественно, Полина пожелала узнать все подробности, и Мари-Анжелин вполне удовлетворила ее любопытство. Это пошло на пользу им обеим, так как отвлекло их от печальных мыслей. Мадам де Соммьер задремала.
Адальбер подошел к Бертье, который, вопреки своему обыкновению, сидел не у стойки, а за столиком и с отсутствующим видом прихлебывал кофе. Видаль-Пеликорн знаком попросил бармена принести чашку кофе и ему, сел напротив журналиста и спросил:
— Ну, что нового у Кроуфордов? Лемерсье полагает, что он уехал. Там все закрыто.
— Возможно. Хотя я убежден, что он здесь.
И Бертье рассказал, как ему удалось проникнуть в этот дом, внешне такой необитаемый… Он следил за входом из машины, расположенной так, чтобы никто не обращал на нее внимания. Спустя какое-то время он увидел, что к воротам подходит женщина с двумя плетеными корзинками, в одной из которых явно была провизия, поскольку наружу выбивались стрелки лука-порея. Она поставила их на землю, чтобы вытащить ключ. Журналист тут же подбежал к ней с просьбой позволить ему набрать воды для радиатора своей заглохшей машины.
— Она секунду поколебалась, потом внимательно взглянула на меня и согласилась впустить во двор, где перед входом в кухню был кран. В благодарность я поднял ее корзинки — довольно тяжелые, надо сказать, — а ей передал свой жбан. Так мы и вошли вместе. Я увидел служанку, которая чистила картошку, и двух индусов, протиравших серебряную посуду на кухне, дверь которой была распахнута настежь. На столе лежала баранья нога, и кухарка шпиговала ее чесноком. Мне хотелось расспросить этих людей, но я чувствовал на себе их косые взгляды и понимал, что надо быстрее уходить. Набрав в жбан воды, я рассыпался в благодарностях и пошел к воротам… В общем, надолго задержаться не удалось, но я успел заметить, что в гараже стоит «Роллс-Ройс».
— Стало быть, они здесь! — заключил Адальбер.
— Да, но с улицы это совершенно незаметно. В той части дома, которая видна, ставни закрыты. Я позвонил во входную дверь, намереваясь сказать, что обронил перчатку во дворе, но мне никто не ответил. По телефону тоже никто не отвечает. Что бы это значило?
— Что эти люди все меньше походят на добрых католиков! Но к их дому нужно вернуться!
— Зачем?
— Чтобы изучить окрестности и посмотреть, есть ли какой-нибудь способ пробраться в это жилище. Естественно, ночью! Что вы на меня так смотрите?
— Да ничего! Я просто не думал, что археолог способен сыграть роль взломщика!
— Правда? Но это же азы нашего ремесла! Нам постоянно приходится карабкаться вверх или, напротив, ползти вниз, а уж потом мы начинаем копать. Что же касается дверей с самыми надежными замками, мы считаемся крупнейшими специалистами по их вскрытию! Так что едем! Машину возьмем вашу, моя слишком приметная.
Они отправились в Шеврлу и почти добрались до цели, когда Бертье резко затормозил и развернулся.
— Что такое? — спросил Адальбер.
— Видите женщину в черном платье, с чемоданом? Это та самая.
— Та, что принесла с рынка лук-порей?
— Ну да! Похоже, с ней случилась какая-то неприятность. И она плачет, я даже узнал ее не сразу.
Обогнав женщину, он заглушил мотор, вылез из машины и пошел ей навстречу.
— Извините меня, мадам, но у вас, видимо, что-то случилось? Вы ведь узнаете меня? — участливо спросил он, поймав ее потухший взор.
— Конечно, узнала! Оставьте меня в покое. Я уже достаточно пострадала из-за вас!
— Пострадали из-за того, что позволили набрать мне воды? Как это может быть?
— Я пустила вас во двор, а это запрещено! И меня выгнали… Теперь мне трудно будет найти такое хорошее место!
— Не такое уж хорошее, если вас выставляют за дверь из-за пустяка, — вмешался подошедший к ним Адальбер. — Надеюсь, с вами хотя бы рассчитались?
— Да, и заплатили даже за два месяца вперед, но все равно обидно: выкинули вон после стольких лет службы… и вдобавок сделал это молокосос! Не позволил даже поговорить с милордом!
— Молокосос? Секретарь, наверное?
— Он самый! С виду просто ангелочек, но он англичанин, и этим все сказано!
— Поезжайте с нами, мадам, — сказал Адальбер, беря ее под руку. — Мы попробуем вам помочь.
— А зачем вам это? — спросила она, и во взгляде ее вновь появилось недоверие.
Журналист одарил ее самой широкой из своих улыбок:
— Вас уволили из-за меня. Я должен это исправить.
126 
