17 
Он позаботился обо всем, сняв дешевую квартирку на пользующейся дурной славой Крысиной Аллее на границе с Акрой. Каждый день он оставлял Макса в затемненной комнате, а сам рыскал по Центральному Рынку, освобождая наиболее обеспеченных горожан от груза их кошельков. Каждый вечер он пытался взбодрить Макса рассказами о своих подвигах, но его юмор не мог пробиться сквозь стену меланхолии его подопечного. Менни открыто делился с Мадам Брискин – да и с самим Максом – своими опасениями за рассудок бедного парня.
– О чем ты думаешь, лежа здесь целыми днями? – спрашивал Менни. – Я рискую жизнью, чтобы прокормить нас, а ты даже не шелохнешься.
Макс только мигал в ответ.
– Я должен что-то вспомнить… Менни только неодобрительно ворчал.
Макс думал о своей истории. Он пытался вспомнить раннее детство с Менни, но оно, в основном, теперь виделось в тумане. Воспоминания об Особняке Лунного Металла были обрывочны – какие-то застывшие изображения. Но свои ощущения он представлял довольно четко: странное томление, неутоленное желание, стремление к чему-то, что он не мог определить и назвать. Он помнил презрительные лица людей, произносивших имя его матери как ругательство. А что о ней? Как она умерла? Менни не был с ней знаком. Все, что Менни мог ему поведать: какой-то мальчишка в пустом доме наткнулся на серебряного ребенка, завернутого в грязные пеленки. Мальчишка, неизвестно как его звали, продал малыша Менни. Макс бесчисленное множество раз спрашивал, почему Менни решил оставить его у себя. Менни всегда пожимал плечами:
– Ну, сначала я собирался тебя продать, а потом привязался к тебе. У меня не было собственного сына, а ты был крепким славным малышом.
Макс считал такое объяснение неубедительным. С чего бы бродячему вору, вроде Менни, возиться с младенцем?
Слишком много вопросов оставалось без ответа – вопросов, кипящих в мозгу Макса, как ядовитое варево. Он чувствовал слабость и уязвимость, словно новорожденное существо, только что вступившее в реальный мир из сновидений. И вот, однажды ночью, к нему вернулась его отвага и уверенность в себе.
Максу постоянно снилось его заточение, и сон каждый раз обрывался, когда ему клеймили грудь. Боль выбрасывала его из сна. В ту ночь ничего не изменилось. Он проснулся, задыхаясь и весь в поту. В холодном воздухе дыхание паром вырывалось из его рта, руки судорожно сжимали взмокшие простыни. Казалось, его маленькая комнатка залита неземным светом, источником которого является он сам, его сердце. Грудь была наполнена огнем, одновременно ледяным и обжигающим. Испустив крик, он вскочил с постели, срывая с себя рубашку. Но там ничего не было, а единственный проникающий в комнату свет шел от уличных фонарей. Макс прижался лбом к холодному оконному стеклу, сердце колотилось, будто желая выскочить из груди: он словно до сих пор пребывал в оцепенении – и вдруг вышел из него. Зачем он прятался здесь? Чем это лучше Грагонатта? Он посмотрел из окна на петляющие улицы, увидев их словно впервые. Здания, обвитые железом, выглядели умершими в металлических объятиях. Он смотрел на них, и ему казалось, что он видит, как они медленно рассыпаются в прах. Воздух был напитан этим чувством. Люди, лишенные надежды, ложились и умирали на холодных ледяных улицах. Нищета, шествующая по улицам Карадура с оскалом смертной маски. Откровение потрясло Макса. Город умирал. Лорды, которые по традиции должны были заботиться о нем, были слепы и самонадеянны. Они вели себя как металлические големы, бесчувственные автоматы. Но ведь их предками были отважные страстные воины. Что с ними стало? Необходимо пробудить их ото сна. Макс выпрямился. Он чувствовал холодное пламя в груди, но теперь уже не боялся его. Он принял это как символ. Чувствовать сердце. Просто чувствовать. Осознавать.
С этого момента Макс принялся за прежнее ремесло с усиленным рвением. Менни обрадовался и вздохнул с облегчением. Хотя его слегка настораживали новые альтруистические наклонности в характере Макса. Теперь едва ли не каждый богатый дом в Карадуре был навещен Лисом Акры. Он крал более чем достаточно, чтобы обеспечить себе и Менни безбедную жизнь, а все, что оставалось – распределялось через тайную сеть агентов между бедняками свободных зон. Менни решил, что пребывание на границе смерти пробудило в Максе склонность к щедрости. Макс не возражал. Он сузил круг друзей, надеясь, что оставшиеся не поддадутся искушению – как это случилось в прошлый раз – объявленная за него награда была велика. Чудеса, конечно, запрещены в Карадуре. Но это, безусловно, было чудо – никто из тех мужчин и женщин, кому доверился Макс, не предал его. Он знал, что предательства больше не будет. Его не может быть. Макс подозревал, что Лорды пришли к выводу, будто он забился в нору, опасаясь высунуть из нее нос. Пусть так и думают – это только облегчает дело.
17 
