очень нудно 
40 
Запретить ей ездить в Оперу? Представьте себе, я и сама так думала, но мне было бы трудно принять такое решение. Это так много значит для нее!.. И она же принимает меры предосторожности, приходит только после того, как поднимется занавес, когда самые пылкие меломаны находятся уже во власти музыки. Во время антрактов она не выходит в фойе, скрывается в глубине ложи и на виду держит только свой веер, к которому прикрепила серебряную розу. Наконец, она всегда уходит с последней нотой. Кроме того, разве я не просила вас, если кто-то станет расспрашивать, распускать слухи о том, что дама больна?
– И расспрашивают. Тем более что она своим обликом невольно заставляет подумать о другой, еще живой в памяти многих! Нет, дорогая моя, это надо прекратить. Либо пусть приходит с открытым лицом, в другой одежде и сидит в другом месте.
– Это невозможно!
– Почему? Она так похожа на императрицу?
– Очень, намного больше, чем двенадцать лет назад. Это даже удивительно...
Графиня взяла трость, поднялась и медленно подошла к стоявшему в углу на подставке бюсту Елизаветы. Это было позднее изображение, и выражение лица было строгим. Женщина, изваянная скульптором, перенесла худшую из бед: смерть сына. Прекрасное лицо над высоким, до ушей, воротником, хранило отпечаток боли, но в то же время светилось гордостью, даже высокомерием. Лицо человека, которому уже нечего терять, не боящегося ни судьбы, ни смерти. Старая дама ласково прикоснулась к мраморному плечу.
– Эльза просто молится на нее, и, я знаю, ей доставляет удовольствие подчеркивать сходство, но она прячет лицо не только из осторожности. Она и не знает, что это такое. Не спрашивайте у меня причину, я все равно не скажу.
– Как хотите. Вам известно, что ее считают дочерью императрицы и Людвига II Баварского?
– Смешно! Достаточно сопоставить даты. В 1888 году, когда появилась на свет Эльза, наша государыня уже не способна была родить.
– Отлично знаю, но все-таки Эльза из императорской семьи! А ведь есть мечты народа, особенно живучие среди венгров, никогда не перестававших чтить память той, которая была их королевой, и, наоборот, есть люди, которые поклялись стереть с лица земли всякий след ненавистной династии – из тех, кто убил Рудольфа в Майерлинге, саму Елизавету в Женеве, Франца-Фердинанда в Сараеве, не говоря уж о мексиканцах, расстрелявших Максимилиана. У них свои резоны, но я знаю людей, задумывающихся о том, была ли болезнь, унесшая в прошлом году молодого императора Карла, действительно болезнью...
– Как глупо! Бедствия, нищета, разрушенное здоровье – разве этого не достаточно? Проклятие – да, возможно, но в убийство я не верю. Тем более что после Карла осталось восемь детей. С их матерью, императрицей Зитой, с эрцгерцогинями Гизелой и Валерией, не считая дочери Рудольфа, – слишком много еще живых, слава богу, принцев и принцесс!
– Думайте как хотите. Во всяком случае, полицию известили, вашу подопечную разыскивают, и если вы не примете мер предосторожности...
Вот уже пятнадцать лет, как я принимаю эти меры против единственного известного мне врага: тех, кто жаждет завладеть ее драгоценностями – ее единственным достоянием. Никто не знает, где она живет, кроме меня и ее охраны. Что же до трех ее поездок в Вену, то всякий раз она ехала ночью...
– Но она живет у вас? Ваши слуги...
– Вне всяких подозрений, я знаю их долгие годы. Можно сказать, что они члены моей семьи. В конце концов, чего вы добиваетесь? Чтобы я убедила Эльзу не покидать ее убежища? Я делаю для этого все возможное, потому что последнее путешествие прошло не совсем гладко. Но не думаю, чтобы я в этом преуспела: когда возрождается мечта, которая считалась погибшей, от нее трудно отказаться. Особенно ей: ее разум воспринимает лишь то, что связано с ним, до остального ей нет дела. Ее жизнь, дорогой Александр, – сплошное ожидание, надежда снова увидеть того, кто двенадцать лет назад подарил ей серебряную розу и предложил руку и сердце...
– Она надеется разыскать его? Через двенадцать лет? Просто невероятно!
– Не так уж невероятно, если знаешь ее натуру. Ее история не банальна. Она началась в 1911-м, в вечер премьеры «Кавалера роз». Там она познакомилась с молодым дипломатом, Францем Рудигером. Для обоих это была любовь с первого взгляда. Назавтра он явился к ней, подарил знаменитую серебряную розу, и они обручились. Увы, через несколько дней Рудигер должен был уехать: Франц-Иосиф посылал его с важным поручением в Южную Америку. Командировка была такой долгой и трудной, что, если бы не два или три письма из Буэнос-Айреса и Монтевидео, мы бы решили, что он мертв.
40 
