очень нудно 
122 
– Я знаю.
– Правда, сейчас жара нет. Вашему приятелю нужен отдых. И лекарь.
– Я подумал о том же, поверьте. А еще о том, что обстоятельства не располагают к лечению.
Марис изобразила на своем лице вопросительное выражение, но оставила на мою долю продолжение разговора. Чем я и воспользовался, попросив:
– Расскажите мне о беглянке.
– Что именно?
– Хотя бы как выглядит.
Она-он задумалась, вспоминая.
– Ниже меня ростом. Еще совсем юная, потому немного угловатая. Такие, как мы, почти до самого совершеннолетия, а то и много позже остаются похожими на подростков.
– Потому что ваше тело никак не может выбрать, каким стать, мужским или женским.
Это не было вопросом, я просто размышлял вслух, и Марис все поняла правильно. Однако безобидная фраза оказалась тем самым мечом, что пробил в щите спокойствия заметную брешь.
– Вы не знаете, о чем говорите.
– Но это правда?
Стиснутые губы прибоженного побелели:
– Да.
Ей-ему стоило многих сил произнести это коротенькое слово, и я догадался, что не следовало заводить разговор в такие дебри. Впрочем, уже было поздно сожалеть, потому что Марис продолжила:
– Наши тела живут по своим законам. И часто – вразрез с душами.
Она-он отвернулась к окну. Наверное, дневной свет, пробивающийся сквозь запыленное стекло, был сейчас для прибоженного намного более приятным обществом, чем мой намного более заинтересованный, нежели виноватый взгляд.
– Каждый проходит свой путь. Кто-то с раннего детства чувствует себя двойственно, но подобные люди очень редко становятся прибоженными, потому что…
– Вовремя учатся скрывать свою природу?
Марис не подтвердила мое предположение. Впрочем, и не опровергла, а продолжила рассказ:
– Подавляющее большинство ощущает себя либо девочкой, либо мальчиком. Ровно до того дня, когда начинается необратимое.
Узкие плечи вздрогнули. Происходи это с кем-то другим, я бы решил, что мой собеседник собирается всплакнуть, но прибоженному, скорее, было лишь неприятно вспоминать собственные злоключения. И больно, но не настолько, чтобы нельзя было вытерпеть.
– Когда твое тело тебя же предает, становится чужим, непонятным, своевольным… Требуется очень много сил, чтобы уцелеть. Больше всего хочется в эти минуты спрятаться от всех подальше, забиться в самый темный угол, обхватить себя руками так, чтобы нельзя было вдохнуть, а нужно совершенно обратное. Помощь. Чем раньше за тобой приходят из кумирни, тем лучше.
Особенно для хранителей веры. Опоздай они на несколько дней, рискуют не обзавестись еще одним ягненком для своего стада.
– Хорошо, если двуединство проявляется рано, пока ты не привык к себе. Но кое у кого изменения начинаются уже перед самым совершеннолетием, и вот это настоящая беда.
Могу себе представить. Каково бы было мне, скажем, если бы я вдруг обнаружил, что превращаюсь в женщину, причем ровно наполовину? Жуть. Наверное, наделал бы очень много глупостей.
– Оллис как раз из поздних. Не самых, но… Она считала себя женщиной слишком долго. И даже потом не хотела смириться.
– Вы наблюдали за ней?
– Разумеется. Она хорошо научилась скрывать свои чувства, но от того, кто пережил все то же самое, спрятать истину невозможно.
– Потому она и сбежала накануне посвящения?
Марис скрестила руки на груди:
– Участвовать в обряде Оллис явно не хотела. Ведь после него обратной дороги уже нет.
Все, расспрашивать дальше о жизни кумирни нельзя. Прибоженный, может, и готов открыть еще много тайн, но я – не лучшая шкатулка для их хранения. И уж точно не смиренная.
– Итак, беглянка. Угловатая, юная… Глаза? Волосы? Цвет кожи?
– Темноволосая. Глаза… Серо-желтые. Кожа, как и у всех нас, достаточно бледная. Мы ведь редко бываем на солнце.
У той припадочной на площади было молочно-белое тело, в этом сомнений нет. И темные косы. А цвет глаз я все равно не рассмотрел, потому что был увлечен совсем другими предметами наблюдения. Вот чего-чего, угловатости в женщине не было. Скорее наоборот, сплошная плавность.
– Знак на вашем теле. Как он возникает?
– Постепенно проявляется. Вскоре после начала изменений.
– Он ведь что-то вроде родимого пятна?
– Да. По крайней мере, им отмечены все прибоженные.
– Значит, вас можно опознать по нему?
Марис повернулась в мою сторону, и я увидел на прежде безмятежном лице горькую улыбку.
– Пятно – последнее, что свидетельствует о нашей природе. Всего остального более чем достаточно для опознания.
122 
