очень нудно 
67 
В первые разы Реймонда рвало. Но потом все стало так, как и предсказывал дядя Виктор, — Реймонд привык. Страх уменьшился, а годам к четырнадцати и вовсе прошел. Куры, бараны, собаки, кошки — кого бы ни приносили в жертву, теперь Реймонду это было безразлично. Он крепко сжимал в руках вопящую жертву и глядел ей в глаза момент гибели.
Потом дядя научил его вызывать дух жертвы, объяснил, как заставить дух повиноваться.
А в свой двадцать первый день рождения Реймонд знал, каким долгим может казаться время, когда режешь не ты, а тебя. Горячая кровь стыла на его спине, голову ломило — так сильно стискивал он зубы от боли.
Дядя снял повязку с его глаз, и Реймонд невольно зажмурился от яркого света горевших в несколько рядов свечей. Виктор снял с его кистей кожаные петли и опустил тело Реймонда на пол.
— Не беспокойся, — сказал дядя Виктор. — Раны скоро заживут.
Он смочил его спину холодной водой, бережно промокнул ее.
— Теперь тебе нечего бояться. С первой минуты, как я тебя увидел, помнишь? Внизу у лифта? Я заглянул в твои глаза и сказал Глории: «Ваш сын станет жрецом. И жрецом могущественным».
Реймонд помнил эту историю, но старик не уставал вновь и вновь повторять ее.
Дядя Виктор втер какую-то мазь в глубокие продольные борозды на спине Реймонда. Боль стала стихать, ее уже можно было вытерпеть.
— Ты больше не будешь испытывать страха, Реймонд. Поверь мне. Ты станешь самым могущественным из жрецов. Великим ловцом душ.
А потом Виктор сделал вещь совершенно неожиданную — встал на колени и поклонился Реймонду.
25
Стивен П. Расселл приехал хорошо экипированный: соломенная, с обвислыми полями шляпа, сетка от насекомых, жидкость «Офф» для прогулок по лесу — он был во всеоружии. Будучи самым продаваемым акварелистом в Алгонкин-Бей, Стивен П. Расселл гордился своей привычкой работать в любую погоду и на любой натуре. Его древний фургончик «вольво» был набит сапогами, зонтиками от дождя и солнца, сандалиями плюс дождевик и термос с кофе, не считая обычных принадлежностей художника-любителя — мольберта, кистей, красок и шаткого раскладного стульчика.
Березовые рощицы были его хлебом и даже с маслом, особенно когда ветви были покрыты снегом или каплями дождя. Два-три таких пейзажа с березками он каждые выходные в конце недели продавал на сельской ярмарке. На такой доход, конечно, не проживешь, но в качестве добавки к пенсии, выплачиваемой ему попечительским советом школы раздельного обучения в Ниписсинге, это было очень даже неплохо. Особой его гордостью было умение передавать серебристый оттенок березовых листьев — деталь, над которой он сейчас и трудился.
Крепкий ветерок ерошил листву, как кошачью шерсть. Возле берез росли еще и хилые сосёнки, но ими художник особенно не занимался — мазанет потом зеленым, и вся недолга. Что удобно в акварели, так это то, что всегда можно прибегнуть к размытым пятнам там, где не желаешь особенно выписывать. Сосны Стивену П. Расселлу не очень-то удавались.
Вот с березовой листвой надо будет повозиться, она требует максимума внимания и сосредоточенности. Однако уже некоторое время сосредоточенность его слабела, а внимание рассеивалось. При том что он мог работать часами, думая лишь о технике и предмете изображения. Но сегодня он чересчур рано прикончил свой кофе в термосе, и человеческая природа брала свое.
Он отвернулся от мольберта — за спиной у него была строительная площадка. Нет, идти надо в другом направлении. Он с трудом встал со своего стульчика — о эти боли и ломота в костях, радости так называемого заслуженного отдыха! — и затрусил на плохо гнущихся ногах в сторону зарослей.
Поначалу он не понял, что это там такое. Это «что-то» находилось сбоку от него, и зрение к тому же застилала сетка. Он даже вздрогнул сперва, испугавшись, что его застигли облегчающимся прилюдно. Лишь подняв «молнию», он осмелился конфузливо повернуться и только тогда понял, что замеченный им человек был не в состоянии что-либо увидеть.
26
К тому времени, когда Кардинал прибыл на место, там уже собралась кучка полицейских. От нее отделился и стал заполнять бланк бледный худощавый мужчина. Ветер срывал бланк с планшетки, завивая уголки листка. Кардиналу повезло и на этот раз: коронером был доктор Майлс Кеннан. Оторвав папиросную бумагу копии, Кеннан вручил ее Кардиналу.
67 
