43 
– Нет! Не нужен тебе бессмертник, у тебя дед есть. Владика оставь мне. Владик мой, но он еще ничего не знает. К осени его окручу. Буду не вешалкой, а женой академика.
– Я тебе помогу! – загорается Татьяна. – Он меня слушается.
– Сама справлюсь, только не мешай.
«Ага, – думаю. – Значит, Владик уже пристроен».
– Есть! – вскрикивает царица Тамара. – Нашла тебе жениха! Выходи, Танюха, за марсианина!
– За какого марсианина? – не понимает Татьяна, хотя я сразу понял.
– За Космонавта! Разведенный он. Да нет, с этим делом у него все в порядке, а с женой он разошелся еще до Марса, но развод не оформил, потому что для Марса нужна чистая анкета. А с Марса вернулся весь из себя задумчивый… Его надо развеселить. Ну, задумался парень, бывает. Расшевелить надо. Первый жених в стране! Все точно известно. Без квартиры, неустроен, жрет в столовках, ездит в автобусах… Все бабы перед ним в штабелях, а ты? Бери его к деду, будет у вас жить. Я бы сама за него, но это не мой размер. Не мое. Сделаем так… Ты его завтра в Гагры! Я тебе даю на прокат свой французский купальник – не купальник, а два шнурка, из него все вылазит. Выйдешь на пляж, он вмиг про Марс забудет!
– Какой пляж зимой?
– Да, верно… зима. Делаем так… Блеск! Ты его в Домбай на горные лыжи! Солнце, снег, а ты на лыжах в моем купальнике! Катишь, значит, с горы, он за тобой. Ты падаешь в снег…
– Какой Домбай… Бред все это.
– Да. Бред. Значит, так… Тронько на завтра заказал парную. Они с Космонавтом собрались париться. С пивом. Делаем блеск и нищету куртизанок! Все просто, и ни один мужик не выдержит. Делаем так… Я им спутаю время. Топим баньку. Я топлю, ты готовишься. Приезжает Космонавт в охотничий домик, а ты его встречаешь с веником, с пивом и в моем купальнике. Он, конечно, обалдевает, а ты объясняешь, что у нас в Кузьминках все, как в Европах. И паришь его. А потом он тебя… – следует неприличный жест. – И все.
– А Тронько куда деть? – обалдевает Татьяна. – Потом и Тронько приедет. Его тоже парить?
– Это моя забота. Андрея Иваныча я беру на себя. Ты отдаешь мне купальник, приезжает Андрей Иваныч, я его парю, а он снимает с меня стружку. Тут и думать нечего. Решили! Идем!
Татьяна с царицей гасят окурки и входят в кабинет. Успеваю заметить, что Леонард Христианович по уши в царицу влюблен и жутко рефлексирует в ее присутствии – члены отнимаются и на лице пятна. Представляю, что может делать с мужиками одна такая красивая стерва в небольшом академическом городке. И еще как делает! Две стервы здесь не уживутся. Две стервы на один городок – это стихийное бедствие, как два встречных циклона, создающие ураган. Пусть одна живет в Кузьминках, а другая в Печенежках – тогда полный порядок. Ишь, что задумали: окрутить марсианина!
– Тебе плохо, дед? – настороженно спрашивает Татьяна.
– Нет, мне хорошо. Как после парной.
Татьяна чувствует, что я каким-то образом подслушал их разговор. «Откуда ты все знаешь, дед?» – любит спрашивать она. «От верблюда», – люблю отвечать я.
Сейчас я сделаю доброе дело и покажу им эту царицу как она есть, во всей красе и в обнаженном виде.
– Мадам, – говорю я. – Извините, что я разлегся в трусах в вашем кабинете.
– Ничего, Юрий Васильевич, милости просим! Я здесь и не такие трусы видывала, – смеется царица Тамара.
Сейчас ты у меня заплачешь.
– Мадам, – продолжаю я. – Мне отсюда не видно… Это чей портрет после Мичурина висит?
– Где? Да это же ваш портрет, Юрий Васильевич.
– Да? Похож. А за мной кто?
– Где?.. Не знаю…
– А вы прочитайте, прочитайте… там буквами написано.
– Академик Эл, – читает царица Тамара. – Трифон Дормидонтович Эл.
– Вот теперь узнаЮ, узнаЮ… Давно не виделись. Эти портреты здесь всегда висят… в таком составе?
Царица смущается.
– Со вчерашнего дня, – хмуро объясняет Леонард Христианович, поняв, куда я гну. – Всегда висел портрет Ломоносова, а вчера к вашему приезду вытащили из подвала старые и весь день бетон долбили.
– За что же мне такая честь, мадам? – удивляюсь я. – Висеть рядом с Трифоном Дормидонтовичем я недостоин. Даже на виселице. Это великий человек… Не слышали? Вас еще на свете не было, когда он одним махом прихлопнул целое фундаментальное направление в биологии. Гонялся за мухами, а вместе с ними ненароком прихлопнул новые породы скота и хлеба. Ненароком! Ну, не великан ли? Гегемон! Слыхали про таких мушек-дрозофил? Поэты в те времена их критиковали. А вы и не знаете, милая! И «Белые одежды» не читали? Санкта симплицитас… То есть, святая простота, по-латыни. А еще администратор Дома ученых… Это чей Дом ученых?! – вдруг начинаю кричать я. – Мой! Я лично в него первый кирпич заложил! Я! Лично! А зачем? Чтобы здесь висел портрет этого хмыря… которого я должен был этим первым кирпичом еще тогда… когда… Снять!!! – захлебываясь, ору я. – Всех снять к чертовой матери и меня тоже! Оставить одного Ломоносова!
43 
