11 
– Соответствуют, – подтвердил Монтальбано и в третий раз принялся объяснять причины своего поступка. Отец Бальдовино, казалось, проникся пониманием, но умолял комиссара закрыть дело как можно скорее, «дабы предотвратить праздные толки и не причинять семье, уже и без того сокрушенной горем, новых мучений».
– Комиссар Монтальбано? Говорит инженер Лупарелло.
«Ядрен батон, так ты разве не умер?» У Монтальбано уже было сорвалась эта шутка дурного тона, однако он успел вовремя остановиться.
– Я сын покойного, – продолжал тот – голос человека интеллигентного, очень воспитанного, никаких признаков местного выговора. – Меня зовут Стефано. Я хотел бы обратиться к вам с просьбой, которая, возможно, покажется вам необычной. Я звоню по поручению мамы.
– Если я могу быть чем-нибудь полезен, пожалуйста.
– Мама желала бы с вами встретиться.
– Что же необычного в вашей просьбе, инженер? Я сам намеревался на днях просить синьору принять меня.
– Дело в том, комиссар, что мама хотела бы встретиться с вами если не сегодня, то завтра.
– Бог мой, инженер, в ближайшие дни у меня не будет ни одной свободной минуты, поверьте. И у вас тоже, полагаю.
– Десять минут найдутся, не беспокойтесь. Вам будет удобно завтра ровно в пять?
– Монтальбано, знаю, что заставил тебя ждать, но я был…
– …в сортире, это твое царство.
– Кончай, чего тебе надо?
– Хотел сообщить тебе о серьезном происшествии. Мне только что звонил Папа из Ватикана и страшно тебя ругал.
– Ты что несешь?
– Да-да, он вне себя, потому что остался единственным человеком в мире, которому ты не доложил о результатах вскрытия Лупарелло. Он чувствует себя обойденным и намеревается, как я понял, отлучить тебя от Церкви. Тебе конец.
– Монтальбано, ты совершенно спятил.
– Ответишь мне на один вопрос?
– Конечно.
– Ты лижешь всем зад по природной склонности или из карьеризма?
Искренность ответа обезоружила Монтальбано.
– Думаю, по природной склонности.
– Слушай, вы закончили экспертизу одежды, которая была на инженере? Нашли что-нибудь?
– Нашли то, что в каком-то смысле можно было предвидеть. Следы спермы на трусах и на брюках.
– А в машине?
– Машину мы еще осматриваем.
– Спасибо. Катись назад в задницу.
– Комиссар? Звоню из телефонной будки у шоссе рядом со старым заводом. Я сделал то, о чем вы меня просили.
– Ну и как, Фацио?
– Вы были совершенно правы. БМВ Лупарелло приехал из Монтелузы, а не из Вигаты.
– Точно?
– Со стороны Вигаты пляж завален бетонными блоками, не проедешь, ему пришлось бы лететь.
– Ты выяснил, каким путем он ехал?
– Да, совершенно невероятным.
– Объясни-ка.
– Между Монтелузой и Вигатой есть десяток дорог и дорожек, на которые можно в определенном месте свернуть, чтобы незамеченным добраться до выпаса, а машина инженера шла по дну пересохшего Каннето.
– Каннето? Да там и проехать-то невозможно!
– Но у меня же получилось, значит, и у кого-то другого тоже могло выйти. Там совсем сухо. Только у моей машины кардан полетел. А поскольку вы не хотели, чтоб я брал служебную машину, теперь мне нужно будет…
– Я тебе заплачу за ремонт. Что-нибудь еще?
– Да. Там, где БМВ выехал на берег речки, на песке остались следы протекторов. Если мы сейчас известим доктора Якомуцци, сможем получить отпечаток.
– Да пошел он к чертям собачьим, этот Якомуцци.
– Как прикажете. Вам еще что-нибудь нужно?
– Нет, Фацио. Возвращайся.
Глава пятая
Маленький пляж на Пунтасекка – песчаная полоска, которую море намыло у подножия каменного холма – в этот час был пуст. Когда появился комиссар, Джедже уже был там и в ожидании его курил сигарету, опершись на машину.
– Вылезай, Сальву, – сказал он Монтальбано, – глотнем малость свежего воздуха.
Какое-то время они стояли молча и курили. Потом Джедже, потушив сигарету, начал:
– Сальву, я ведь знаю, что ты у меня хочешь спросить. И я хорошо подготовился, можешь даже спрашивать вразброску.
Они улыбнулись этому общему воспоминанию. Они знали друг друга еще с подготовительного класса в маленькой частной школе, предшествовавшей школе настоящей, и учительницей у них была синьорина Марианна, сестра Джедже, на пятнадцать лет старше него. Сальво и Джедже были учениками нерадивыми, уроки готовили, особо не вдумываясь, и так же, как попугаи, отвечали. Бывали дни, однако, когда учительница Марианна не довольствовалась их пономарским бубнением и тогда принималась спрашивать вразброску, то есть не по порядку, в котором они выучили: вот тут-то и начинались муки, потому что требовалось понимание, логика.
11 
