78 
– Но Ленин не истребил столько миллионов невинных, сколько истребил Сталин!
– Ему история времени не дала. Вовремя со сцены прибрала. Но обратите внимание на то, что Сталин вовсю распустился не с первых дней своей безграничной власти, а лишь на десятом-пятнадцатом году. Но ленинский старт в этом деле был куда более стремительным. Если бы он подольше пожил, он такого бы натворил, что тридцать сталинских миллионов показались бы детской забавой. Сталин никогда, я повторяю – никогда не подписывал собственноручно приказов об истреблении детей без суда над ними. А Ленин на первом году своей власти уже этим увлекался. Не так ли?
– Но детей и при Сталине тысячами стреляли.
– Это конечно, товарищ подполковник, все так, но попытайтесь назвать мне конкретного ребенка, которого Сталин лично приказал бы расстрелять без суда! То-то. Молчите! Я повторяю вам, что Ленин кровожаднейший из выродков, которых носила когда-либо земля. Сталин свои преступления хоть скрывать старался, а Ленин – нет. Сталин никогда не отдавал публичных распоряжений стрелять заложников. А Ленин и детей стрелял, и заложников и ничуть при этом не стеснялся. Ленина, товарищ подполковник, внимательно читать надо!
– Но вы все сейчас выступаете не только против Ленина и Сталина, вы и против Маркса!
– А в чем разница? Маркс или Жорж Марше? Правильно, ни тот и ни другой не призывали истреблять миллионы невинных. Но ведь и Ленин, а тем более Сталин в своих дореволюционных работах к этому не призывали. Слово «расстрел» в работах Ленина появляется только после Октябрьской революции, а у Сталина вообще никогда не появляется. Только вы уж, батенька, согласитесь, что, в какой бы форме коммунизм ни появился, с человеческим лицом или без оного, он всегда порождает культ личности. Всегда! Это правило без исключений. Конечно, если он возникает во Франции, к примеру, или в Италии, сразу не начнут стрелять миллионами, обстановка не та. Но если, как учил Маркс, коммунизм победит в большинстве развитых стран, то беды не миновать, и стесняться будет некого. Культ возникнет обязательно, найдется всегда Мао, или Фидель, или Сталин, или Ленин. А культ придется защищать силой, террором. Большим террором. И чем свободнее была раньше страна, тем большим должен быть террор. Идеи ваши красивы, но только в теории, на деле людям их можно навязать только с помощью танков и таких вот дубарей вроде вас, товарищ подполковник!
– А ты… А ты… Антисоветчик! Вот ты кто!
– А ты… А ты марксист-ленинец, в переводе на человеческий язык это значит убийца детей!
Гнилой помидор мелькнул в воздухе и, разбившись о козырек фуражки, залепил все лицо подполковнику.
Толпа вновь напирала. Где-то на соседней улице послышалась стрельба. Удушливый запах горелой резины легкий ветерок доносит со стороны реки.
Служба в банке, если не считать огромной ответственности, на первый взгляд, могла показаться неплохой. Тут тебе и туалет (каково тем, кто на улицах?), и вода, и дом большой с решетками. Ни булыжники, ни тухлые яйца не беспокоят. Но самое главное – можно выспаться после стольких бессонных месяцев. Журавлев с первого дня в армии понял, что сон никогда и никому не компенсируется: урвал часок-другой – твое, а не урвал – никто тебе его не даст. Кроме того, ночь, первая ночь в Праге, обещала быть беспокойной. Проверив еще раз караулы и выглянув из окна верхнего этажа на бушующий город, он залег на диван в кабинете директора. Уснуть ему, однако, не дали.
Минут через десять прибежал его личный водитель младший сержант Малехин и доложил, что вооруженные чехи желают с ним поговорить. Журавлев схватил автомат и осторожно выглянул на улицу. У подъезда между двух разведывательных танков стоял автомобиль-фургон с решетками на окнах, а двое чехов с пистолетами в кобурах переругивались с разведчиками.
– Да это ж инкассаторы.
Журавлеву невыносимо хотелось зевнуть, а двое с пистолетами ему что-то пытались доказать. Появился третий и раскрыл перед комбатом портфель, набитый деньгами, потом показал, что машина набита этими портфелями.
– Не работает, – объяснил комбат. – И не будет работать. Ваших шуриков я арестовал, а потом отпустил. Приказ такой был. Не могу я ваши деньги принять.
Трое с пистолетами долго совещались между собой, потом быстро выбросили гору портфелей прямо на ступеньки лестницы банка. Один из них прокричал что-то, наверное, очень обидное, и машина скрылась за поворотом, резким неприятным сигналом расчищая себе дорогу в толпе.
78 
