очень нудно 
30 
Знают девочки: скоро под глубокое прикрытие. Потому снять придется ордена-медали-значки. Может, навсегда.
А у новенькой – ни орденов, ни медалей. И значок у нее всего один – парашютик без цифры, число прыжков означающей. Так начинающие делают: отрывают висюльку, на которой количество прыжков выбито, вроде висюлька сама оторвалась-отвертелась-потерялась, чтобы никто не знал, два у них прыжка или только один. Правда, такие значки носят и самые лучшие мастера: просто парашютик с оторванной висюлькой. Мастера уже вышли из того возраста, когда важно помнить и каждому встречному, грудь распахнув, показывать, 600 у тебя прыжков или 700. Мастера считают себя просто парашютистами, знают – равных им все равно нет. Но к новенькой это явно не относится. Она на мастера парашютного не тянет. Просто по виду не тянет. Не та комплекция. Ее так сразу и видно: запасная. Она и ростом меньше всех, и телом не вышла. И нет в ней вида того радостно-победного, который основному составу присущ.
Правда, в испанской группе не принято чувство торжествующего превосходства демонстрировать: мол, мы парашютисты с сотнями прыжков, а ты начинающая; мол, у нас ордена-медали, а у тебя их нет. Понимают девочки: если новенькая попала в спецгруппу, значит, будут и у нее медали, может быть, и ордена. Правда, она не в основном составе. Она лишь запасная. Основную часть программы подготовки она пропустила. За основным составом ей все равно не угнаться. Потому ей надо помочь.
– Слушай, новенькая, нас уже возили в зеркальный зал и скоро повезут еще. Мы тебе расскажем про зеркальный зал. А еще мы сами без приказа решили в свободное время говорить только на испанском языке. Как ты на это смотришь? Одобряешь?
Смутилась новенькая, глаза опустила:
– Si, esta bien.
7
Девочки берлинские к Рудольфу Мессеру стайками, табунками. И много их вокруг собралось.
– Очаровательный чародей, не чаруйте нас, мы уже зачарованы…
8
Это неправда, что никто, кроме уборщиц, комнат ежовских не считал. Это я чепуху спорол. Сморозил. Ляпнул, не подумав.
Не разобрался.
Не вник.
А было все совсем не так. Было все как раз наоборот. Было кому и помимо уборщиц те комнаты считать… Как только назначили осенью 1936 года Николая Ивановича Ежова новым наркомом внутренних дел, так сразу он принялся свою основную квартиру на Кисельном расширять и совершенствовать. Архитекторов, инженеров, рабочих – всех лично для такого дела отбирал. И уж те постарались: мрамора розового и белого не жалели, паркет – дуб мореный, стены – полированного орехового корня, мебель – драгоценного красного дерева, а еще из музеев теток голых понатащили. Тетки – на холстах, в бронзе, в мраморе. Так в описи и вписаны: фигура №4139, из Эрмитажа, каменная, полу – женского, цвету – белая, греческого происхождения, старинная, б/у – бывшая в употреблении, бракованная (руки оторваны по самые плечи).
Теми фигурами всю ежову квартиру заставили. Кому они в музеях нужны, безрукие?
А кроме всего архитекторы, инженеры и рабочие аккуратно все ежовы комнаты обмерили, на каждый чулан, на каждый закоулочек подробные планы составили. А планы передали куда надо. Поясню: куда надо – это в Институт Мировой революции. Товарищу Холованову.
И пока товарищу Ежову квартирные условия улучшали, пока главную ежову квартиру благоустраивали и каменными фигурами обставляли, совсем рядом, на соседней улице, открылась контора «Мосгорсельсбыт», а саму улицу «Метрострой» разворотил и заборами загородил.
Зачем разворотил?
А какое ваше собачье дело? Так надо! И не задавайте глупых вопросов. А вообще кому какой интерес до канав и котлованов? Ими вся Москва перерыта.
В данном случае, однако, надо должное отдать «Метрострою»: недолго ковырялись, заборы сняли, засыпали котлован, улицу асфальтом залили.
Так вот: разворотили улицу вовсе не зря. Под той улицей Спецтрест «Метростроя» бункер бетонный возвел. Лучшая маскировка – все на виду делать: котлован рыть, ни свет ни заря самосвалами греметь, грязь по мостовым растаскивать, еще и лозунг на входе гвоздиками присандалить: «Сдадим объект досрочно к славному юбилею ВЧК-НКВД!»
Вход в бункер – через контору «Мосгорсельсбыта». Кому положено. А положено многим.
9
Чародей вырубился.
Его глаза еще видели буйное веселье, его уши еще слышали вопли полосатых и их разноцветных подружек, его шею еще обнимали чьи-то теплые руки, но перед ним уже плыл огромный свистящий, рычащий, ревущий цирк… Чародей величаво опускает руку, и вместе с нею опускается тишина, окутывая собою все и покоряя всех… Последний вопрос программы. Тысячи рук. Чародей подвел публику к рубежу безумия. Кажется, между ним и публикой проскакивают, провисая, чудовищной силы разряды, как между землей и небом, озаряя все вокруг и сокрушая все, что попадет на пути… Итак, последний номер программы, последний вопрос в последнем номере… Вопрос уже задан, и ответ повергнет цирк в неистовый, бурлящий и клокочущий восторг…
30 
