очень нудно 
31 
Австро-Венгрия продолжала разваливаться, романтическое декадентское государство, которое по уши погрязло в долгах. Оно давно бы скончалось, если бы его постоянно не подкармливали более богатые нации.
Единственной новой великой державой было Османское царство, значительно растолстевшее за счет территорий в Африке и на Среднем Востоке, где был создан сильный исламский союз. Греция, как я узнал, можно сказать, полностью прекратила свое существование. Большинство ее жителей обратилось в магометан и стало во всех отношениях чистыми турками.
Японская империя владычествовала над просторными областями Китая, и ее постоянные покусывания границ Русской Империи стали основной причиной современной войны. Узнал я также и о том, почему японцы атаковали британские цели намного ожесточеннее, чем остальные. Они считали, что именно британцы начали эту войну бомбежкой Хиросимы. Невольно мне подумалось о моем участии (и моей вине) в подобном нападении в те дни, когда я летал на борту флагмана генерала Шоу.
Если бы я знал только один мир, то был бы убежден в том, что история все время повторяется. Но я не сомневался в том, что природа человека образует корень истории и везде я буду открывать лишь поверхностное сходство, которое выражает эту природу. Человеческий идеализм, человеческое нетерпение и человеческое отчаяние – вот что снова и снова вызывает эти ужасные войны. Людские грехи и добродетели. Их умножение и соединение в отдельных личностях создают то, что мы называем «историей». И я не видел возможности каким-либо образом разорвать всеобщий бесконечный круг надежды и отчаяния. Все мы были жертвами нашей фантазии. Это я постиг еще в первое свое путешествие по «мультивселенной», как называла ее миссис Перссон. Как раз то самое, что делает нас человечными и что проявляет лучшие наши качества, заставляет в то же время совершать и худшее, превращает подчас в диких зверей. Это единственное убеждение, к которому я успел прийти. Я даже не вполне уверен в том, что верю в это. Но я все же примирился с человеческой природой (пусть даже не с человеческой глупостью), и это позволяло переносить мне собственные невзгоды.
Ольмейер вскоре оказался в своей стихии. Он каким-то образом устроил так, что ему поручили руководить лагерной столовой. Он вел хозяйство с размахом шеф-повара отеля «Риц».
Гревс примкнул к группе английских и австралийских торговых моряков, которых взяли во время штурма Шанхая. Они коротали дни, обсуждая соревнования по регби и вспоминая дом. Они щебетали, как мальчишки на школьной переменке. Вероятно, так им удавалось не слишком много думать о своем истинном положении, но я был в состоянии выносить их болтовню не более получаса. Слишком хорошо я знал, что с известным восторгом присоединился бы к ним, будь все это до моего первого посещения Теку Бенга. Но я изменился, и перемены были необратимы. Никогда больше мне не стать тем наивным молодым армейским офицером, который когда-то возглавил гималайскую экспедицию в поисках бандитов Шаран Канта. Я чувствовал себя чем-то средним между Рип ван Винклем и Летучим Голландцем с привкусом Вечного Жида. Мне казалось, будто я прожил уже столько же, сколько само человечество.
Вскоре после прибытия в лагерь я наткнулся на пеструю кучу гражданских воздухоплавателей, выбравшихся из разнообразнейшего дерьма всевозможных передряг. Одних сбили по ошибке, других спасли японские патрули после того, как они потерпели крушение. Они попросту заблудились во всеобщем хаосе и случайно попали в руки японцев. Я узнал, что все торговые суда летали в сопровождении конвоя и под защитой военных кораблей.
Спустя неделю меня отловил Гарри Бирчингтон. Это был тип с узким угловатым лицом, плоским лбом, плоскими скулами и красноватыми кругами под глазами, какие часто встречаются у неуравновешенных людей. Он прилип ко мне, когда я выходил из Ольмейерова сарая. Я представлял в его глазах, как он выразился, интеллектуала, как и он сам: «Человек, который получил воспитания немного больше, чем весь этот сброд». Поскольку среди военнопленных в одной только нашей части лагеря находились духовные лица, академики, журналисты, то я нашел его замечание не особенно деликатным. На нем была рубашка цвета хаки, галстук в полоску, серые фланелевые брюки и независимо от погодных условий неизменный твидовый пиджак с кожаными заплатками на локтях. Это был настоящий мастер вытягивать из вас нервы и наматывать их на палочку. Эдакий Нервогрыз. Чтобы быть точным: это был настоящий Общелагерный Нервогрыз. Подобное сокровище имеется в каждом армейском соединении, в каждой корабельной команде, вероятно, в каждой конторе или фабрике на свете. Бирчингтон, однако, должен признать, значительно превосходил средний уровень.
31 
