очень нудно 
38 
– Вероятно, по технической части. Ольмейер остался в Ялте при государственном отеле.
Самые плохие вести касались Демпси.
– Я слышал, что он выпрыгнул еще до того, как мы достигли Японии. Здорово же он боялся того, что сделают с ним японцы, раз раненый решился на такое. Бог знает, почему они так его ненавидят. У вас есть хоть малейшее предположение, Бастэйбл?
Я покачал головой. И снова я ощутил этот странноватый холодок, своего рода узнавание, как будто я каким-то образом знал, что именно сделал Демпси.
Мой роман с Одессой был так же интенсивен, как и кратковремен. Не без сожаления я отправился поездом к аэропарку. Мне казалось, что я любил этот город вот уже не один год.
«Вассарион Белинский» оказался для меня настоящей радостью. Он использовал жидкостный балласт, который мог нагреваться или остужаться, чтобы изменять вес. Он делал двести миль в час, но при хорошем фордевинде мог развивать и большую скорость. Вся команда, за исключением меня, состояла из русских. Капитан Л. В. Леонов был летным офицером с большим опытом; он блестяще говорил по-английски. Мои познания в русском были, естественно, весьма ограниченны, но их хватало, чтобы понимать команды и соответственно реагировать. Долгие годы успехи Англии в воздухоплавании были не хуже, чем в мореплавании, так что большинство воздухоплавателей охотно использовало английские термины.
Холодным солнечным утром мы покинули Лермонтовский аэропарк и, описав над городом изящную дугу, достигли высоты. В иллюминаторах теперь были видны одни лишь степи. Капитан Леонов отдал приказы на рулевую палубу, после чего, стоя спиной к штурману, информировал своих офицеров о задаче, возложенной на «Белинского».
Я был не единственным, кто одновременно был поражен и разочарован. Похоже, мы пали жертвой типично московской бюрократической возни, и я (поскольку был связан обязательствами по меньшей мере на год) ничего не мог против этого предпринять.
Типично русское лицо Леонова было серьезным, и голос звучал приятно, когда он прочитал нам распоряжения правительства. С истинно русской вежливостью он заговорил ради меня по-английски:
– Мы должны как можно быстрее лететь на Екатеринослав, который в настоящий момент подвергается отчаянной атаке восставших. Нам надлежит соединиться с остальными кораблями под верховным командованием адмирала воздухоплавания Краснова, – он сдвинул брови. Было очевидно, что ему не по душе подобное поручение, но он заставил себя донести до нашего сведения приказы, которые станут причиной гибели многих других русских.
Новости всех нас привели в возбуждение. Нас готовили защищать страну от японцев. Вместо этого мы были откомандированы для выполнения внутриполитической задачи, которую все офицеры находили низкой и отвратительной. Если бы мне довелось встретиться с японцами в бою, я не особенно бы переживал. В армию я отправился со смешанным чувством отчаяния и скуки. Получалось, я сам себя приговорил к продолжению этого состояния. Рано или поздно я обагрю руки кровью, и это будет кровь людей, против которых я решительно ничего не имею. У меня не было ни малейшего представления обо всех этих делах. Социалисты все время вцеплялись друг другу в волосы из-за сильного мессианского элемента своих воззрений, и я затруднялся определить разницу между позициями Керенского и Джугашвили. Единственное, что меня утешало, была перспектива лично наблюдать действия Стального Царя. Наконец-то я получу информацию из первых рук.
Пильняк, второй лейтенант, примерно моего возраста, с огромными карими глазами и девическим лицом (хотя он совершенно не был неженкой) схватил меня за плечо и засмеялся.
– Ну, мистер Бастэйбл, теперь поглядите на казаков, а? Кусочек реальности, обычно недоступной европейцам, – он заговорил тише и с сочувствием. – Вам это мешает? То, что теперь Стальной Царь вместо микадо?
– Вовсе нет, – сказал я. – «В конце концов, – сердито подумал я, – меня с самого начала обучали для того, чтобы я сражался с русскими». Но мне так никогда и не удалось научиться находить утешение в цинизме, и даже теперь он поддержал меня всего лишь на секунду. – Наконец-то мы выясним, человек он или автомат.
Пильняк стал серьезным.
– Он человек. И он ужасен. Вся эта история с преувеличениями звучит довольно старомодно. В конце концов, все, кому не лень, называют себя социалистами и националистами. Они хотят переставить часы истории на эпоху Ивана Грозного. Они последовательно уничтожают Россию и все достижения революции. В одном или двух захваченных ими городах уже прошли погромы, и один бог знает, что творится в сельской местности. Их нужно остановить, и как можно быстрее. Но они постоянно находят поддержку среди населения. Война выплеснула на поверхность всю эту пену. Наши газеты трубили во все трубы о славянофильстве и национализме, чтобы пробудить наши патриотические чувства и направить их против японцев – и вот дотрубились.
38 
