очень нудно 
58 
— Ну, я не хочу, чтобы Рем называл меня в постели по фамилии, — Тонкс скривилась, едва сдерживая смех, — Нимфа моя, тоже никуда не годится.
Гермиона пискнула, закрывая рот руками.
— Дора? Какая Дора? Для меня это чужое имя. Тебе смешно, а мне обидно! Вот мама! Придумала же меня назвать Нимфадорой! То ли дело твое имя — Герми, Гермиона, его так удобно выдыхать, стонать. А что делать бедной несчастной Нимфе, Доре, Тонкс! Тонкс! Как споткнулся и упал, честное слово!
Гермиона вытерла выступившие от смеха слезы.
— Я что-нибудь придумаю, — пообещала она.
— Спасибо, Герми, ты настоящий друг. И ещё, — Тонкс перестала улыбаться и покраснела. — Чем ты предохраняешься?
— Зельем Бесплодия, — ответила Гермиона, понимающе кивнув. — Ты не умеешь его готовить, да? Я сварю.
— Спасибо! — Тонкс счастливо пожала девушке руку. — Мне нельзя иметь от Рема детей. А маггловские презервативы — фигня! Даже с наложенными на них заклинаниями, — молодая волшебница выразительно выругалась одними губами. Гермиона снова засмеялась.
— Тебе смешно, а у меня Барсучок родился! — Тонкс расхохоталась, затем встала с кровати и подошла к чемодану. — Последняя контрольная проверка, — женщина порылась в чемоданах и закрыла их.
— Все на месте, но альбома с фотками моими и Барсучка я так и не нашла, — подвела итог Тонкс.
— Я видела его пару дней назад, он лежал вот здесь, — ответила Гермиона, — мы с Гарри его смотрели.
— Ну а теперь его нет, ладно, найдется, когда не будет нужен, у меня с вещами всегда так, — Нимфадора махнула рукой.
— Я попрошу Добби поискать его, — предложила Гермиона.
— Кстати, о Добби, эти домашние эльфы такие эротоманы!
Гермиона снова покатилась от смеха.
— Ужасно любят подглядывать! — продолжила Тонкс. — Они считают, что должны быть в курсе всех хозяйских дел. Правда, дальше их любопытных голов это не идет, но все равно не очень приятно, когда ты лежишь в объятиях мужчины, а Кричер тебе сообщает: отщепенцы рода занимаются развратом, хозяин спит с грязнокровкой.
— Какой ужас! — искренне поразилась Гермиона.
— Между прочим, этот мерзкий эльф удрал служить Малфоям. Нужно будет как-нибудь заявиться к ним и предъявить на него права. Кричер должен служить теперь мне и сыну Сириуса.
— Обязательно забери Кричера у этих ужасных людей, — воскликнула Гермиона, — и освободи его из рабства. Пусть он, как и Добби, служит тебе за оплату!
— Гермиона, если я уж и доберусь до этого конченного эльфа, так это для того, чтобы убить его! — возразила Тонкс. — По его милости Барсучок остался без отца!
— Да, — опустила голову Гермиона, — и Гарри тоже так считает.
— Поэтому пусть дальше пашет на Люца и Нарси, а иначе мне придется бороться с зовом голоса предков, то есть желанием украсить гостиную головой этого эльфийского маразматика.
Гермиона едва заметно вздохнула. К счастью, дверь открылась и появился Люпин с ноющим Сириусом на руках.
— Малыш хочет пить, — сообщил Ремус.
— Пожалуй, пора спать, — Гермиона поднялась. — Доброй ночи!
Девушка вежливо им улыбнулась и вышла из комнаты.
— Что-то не так? — спросил Ремус.
Тонкс напоила из бутылочки ребенка.
— Всем хороша Гермиона, но на этих эльфах у неё точно сдвиг, — ответила Нимфадора, прижимая к себе притихшего Сириуса. — Ладно, зато я точно теперь знаю, как в случае чего отправить Люциуса Малфоя в Азкабан.
— Как? — удивился Ремус.
— После школы она собирается создать международную организацию, борющуюся за права порабощенных эльфов. Она посадит Люца за сексуальную эксплуатацию этих бедных существ.
— Что?! — потрясенно воскликнул Люпин.
— Эта семейка ещё испорченнее, чем наш род Блеков, — хмыкнула Тонкс, — а мама Сириуса очень любила, когда Кричер чесал ей пятки…
Глава 13. Любовь сквозь века
Гермиона ушла в ванную, а вернувшись, увидела, что Гарри лежит на кровати. Заведя руки за голову, он думал о предстоящим учебном годе, о комнате за сэром Кэдоганом, завтра придется спать в спальне Гриффиндорской башни одному, нужно предложить Гермионе сегодня.
— В этой суете мы совсем забыли отметить одно очень важное событие, — Гермиона загадочно улыбнулась.
— Какое? — заинтриговано спросил Гарри, садясь.
— Годовщину потери нашего целомудрия, — она многозначительно подняла брови.
58 
