Последние отзывы

  68  

Они искали его вот уже почти сутки.

Он исчез. Как сквозь землю провалился.

Когда наконец-то выяснилось, что в последний раз его видели в квартире на Луизесгате двадцатого января, все криминальное отделение засело за работу. Ингвар был единственным, кому позволили уйти домой — из-за ребенка.

Укол зависти. Прикосновение желания — Зигмунду Берли помнилось лицо Ингер Йоханне в отсвете монитора. Он сунул в рот трех красных медвежат. Язык прилип к нёбу. Он потянулся за чашкой, хотя знал, что она пустая.

Он-то уверен: во всем виноваты иностранцы, все эти проклятые туристы, иммигранты и прочие! Приезжают и уезжают из Норвегии, когда им захочется, как будто явились сюда просто сходить по-большому. Они будто играют с полицией. Если бы люди только догадывались, сколько работы они прибавляют и без того до предела загруженным полицейским. Иноземцы! Но Матс Бохус?

Фиону Хелле убили двадцатого января. С тех пор его никто не видел. Где он, черт его побери?

— Мы наши его, Зигмунд! — Ларс Киркеланд стоял в проеме двери — рубашка вылезла из-под ремня, глаза красные. Он торжествующе улыбался и в такт словам бил кулаком по косяку. — Мы его нашли!

Зигмунд громко рассмеялся, трижды хлопнул в ладоши и высыпал в рот из пакетика оставшихся медвежат.

— Ммм, — замычал он, яростно прожевывая. — Надо немедленно позвонить Ингвару!

Нужно было выбрать другую гостиницу. «SAS», например. Она оформлена дизайнером Арне Якобсеном, и там такая незаметная, вежливая интернациональная обслуга. Всё под одной крышей, и можно не выходить из здания. Копенгаген так похож на типичный норвежский город, родину накачивающихся пивом мужчин в дурацких головных уборах и женщин с пакетами, в дешевых солнечных очках. Они ходят взад-вперед по Ратушной площади, между Тиволи и Стрёгет, как ведомый инстинктом косяк лососей. Тиволи и Стрёгет, всегда Тиволи и Стрёгет, как будто Копенгаген состоит из открытой площади с рестораном в одном конце и грязной улицы с магазинами в другом.

Она осталась в комнате. Даже сейчас, когда со стороны Оресунда веяло ледяным февральским холодом, в Копенгагене было полно норвежцев. Они ходили по магазинам, пили, собираясь в самых дешевых кабаках, ели котлеты и мечтали о том, как приедут в следующий раз весной, когда пиво можно будет пить на улице, а в парке Тиволи откроются площадки аттракционов. Ей хотелось домой.

Домой. Она с удивлением поняла, что домом для нее стал Вильфранш. А ведь ей не нравилась Ривьера. Раньше.

Все так изменилось.

Я родилась заново, подумала она и улыбнулась шаблонной фразе. Пальцы пробежали по животу. Он подтянулся, стал более плоским. Она лежала обнаженная на кровати поверх одеяла. Бархатные шторы были открыты. Только тонкие полупрозрачные занавески разделяли ее и того, кто, может быть, за ней следил. Если кто-то хотел ее увидеть, то из окон второго или третьего этажа на противоположной стороне улицы ее вполне можно разглядеть. Из окна сквозило. Она вытянулась и погладила свою руку, кончики пальцев почувствовали гусиную кожу. Брайль, подумала женщина. Моя новая жизнь написана на коже шрифтом для слепых.

Конечно, ей пришлось идти на риск. Но она знала, что справится, и без колебаний выбрала самый оптимальный с ее точки зрения путь.

Риск, вкус опасности — это было прекрасно.

Уверенность в собственных силах, ощущение неуязвимости — это могло подвести ее в будущем. Она поняла это, когда вернулась обратно, на виллу Бей-дез-Анжез.

Скука несвободы, отсутствие сильных чувств — она долго их не осознавала и потому не чувствовала себя ущемленной. До тех пор, пока наконец-то не проснулась и не сумела вырваться из рутинного существования, где она никогда не делала больше того, за что ей платили. Никогда больше, никогда меньше. В ту пору ее жизни дни медленно сменяли друг друга, превращаясь в недели и годы. Она становилась старше. Умнее. Ей исполнилось сорок четыре, и она готова была заскучать насмерть.

Опасность дала ей новую жизнь. Страх удерживал ее бодрствующей. Ужас заставлял пульс биться. Дни теперь мчались, звали ее за собой, ее, счастливую и смертельно перепуганную, как ребенка, бегущего за сбежавшим из цирка слоном.

И умираешь так медленно, что кажется, будто живешь, вспомнила женщина строки стихотворения. Это обо мне. Это обо мне написал поэт.

Шеф утверждает, что она лучшая. Шеф ошибается.

Я чемпион по прыжкам, испытывающий снаряжение, которое никто не решается попробовать.

  68