Лёгкий, ненавязчивый романчик 
69 
— И не думай даже, Андрей Васильевич! — засмеялся князь Воротынский. — Приехал в гости, так гостевать будешь! Раньше ледохода не отпущу!
С ледоходом хозяин, конечно, загнул — но в Москву князь Сакульский вернулся только к Рождеству. Три недели прождал возможности встретиться с царем, пока не был приглашен на
пир, после которого Иоанн и поманил его с собой.
— В третий раз за Филиппом не поеду, уж не обессудь, — сразу замотал головой Зверев. — Сколько можно?! Это издевательство какое-то получится.
— Я тебя и не посылаю, — перекрестился царь. — Теперь уже, ясное дело, не вернется. Когда по суду, да писулькой жалкой от кафедры отстраняют — это одно. Тут моей воли хватит конфуз сей разрушить. Но коли публично, с глумлением огромным, да при всем честном народе. С зачтением обвинений суда церковного с именами иерархов многих… После такого позора честный человек уже не вернется. Как службу вести, как в глаза прихожанам смотреть, что все это видели, как исповедь принимать, как о благословении Господнем говорить? Нет, теперь уж он никак не вернется, и спросить-то стыдно. Грешен я, грешен. Не уберег человека святого, от дрязг боярских да церковных далекого. Дважды не уберег… — Он перекрестился.
— Добры люди хорошо постарались, чтобы обратного пути у него не было, — согласился Андрей.
— Федька сказывает, из любви ко мне он и сотоварищи учудили сие, — опять осенил себя Иоанн. — Дескать, не уважал меня святитель вовсе, хулил прилюдно, в причастии отказывал. Вот сгоряча и сорвались. Не ведаю я, что на такое и ответить. Излишнее усердие в них во всех гуляет. Карать али миловать за се, и не знаю… Думу думаю. Ты мне скажи лучше, как с князем Михайло побеседовал?
— Воевода мыслит, основной ратью у Серпухова переждать, одновременно Калугу закрывая, пропустить татар возле Коломны, а опосля от степи отрезать. Полками же стрельцов московских и опричными путь на Смоленск перекрыть. К Рязани и Мурому сами не пойдут. Леса там и засеки. Та же стена, токмо крепче. Вот только сил бы для той битвы добавить. Из Ливонии хоть что-то на юг перекинуть…
— Там видно будет, есть одна задумка, — пообещал Иоанн. — Ныне к семье поезжай, отдохни. Осенью жду ко двору. Можешь оказаться нужен.
— Слушаюсь и повинуюсь, господин, — склонился перед монархом Андрей. Он понял, что планы поехать летом к дядюшке в Испанию пошли прахом. Причем в ту самую пору, когда Пребрана и вправду вошла в возраст настоящей, нормальной невесты, не малолетки и не перестарки.
«Полина меня убьет, — понял князь. — Нет, хуже. Она уплывет без меня».
Так оно и случилось. Вернувшемуся в удел Андрею собственными руками пришлось сажать жену, дочек и сына на борт своего ушкуя, давать наставления холопам, взятым для охраны от пиратов на море, лихих людей на суше и пущей солидности на месте. Тянуть стало уже невозможно: Пребрана похорошела, повзрослела, и даже жадный до любимых детей Зверев понимал, что ей самая пора собираться под венец.
— Дядюшке шибко не доверяй, — торопливо повторял последние наставления князь. — Больно хитер, как бы не перемудрил. Своим умом его помыслы проверяй!
— Как же ты без серебра? — сокрушалась Полина. — Все отдал, ничего не оставил!
— Отец, неужели без твоего благословения венчаться придется? — не верила дочь.
— Я успею. Я постараюсь успеть, — пообещал князь. — Царю не откажешь… Узнаю, чего ему надобно, управлюсь как смогу быстрее и к тебе примчусь.
Он сжимал ладони Пребраны, целовал Полину и никак не мог решиться отдать последний приказ. Княгиня решилась на это первой:
— Надеюсь, дело государево окажется достаточно важным, чтобы ради него ты такого счастья себя лишил, — сказала она, последний раз прижалась к его губам своими и поднялась на борт ушкуя. Махнула рукой холопам: — Убирайте!
— Я приеду, — еще раз пообещал он, пытаясь догнать по короткому причалу уходящее по течению судно. — Управлюсь с хлопотами царскими и примчусь.
Полина кивнула, прижала платок к глазам. Свободной рукой притянула к себе будущую невесту.
— Если царское дело окажется пустяком, — пробормотал Зверев. — Я все-таки затею качественный православный переворот…
* * *
Как это очень часто происходит, люди, что присутствуют при судьбоносных событиях, не осознают этого, не замечают деталей, не следят за происходящим. Вот так и князь Сакульский, приглашенный на прием по случаю приезда к царскому двору датского принца Магнуса, особо за событиями и людьми не следил. Принц на него никакого впечатления не произвел: худосочный, бледный, как поганка, к тому же наряженный в чулки и пурпуан с пышными рукавами, превращающий гостя в пародию на одуванчик — шарик на тонком стебельке. Принц размахивал перед государем шляпой, что-то лепетал, кланялся, потом, следуя жесту, занял почетное место рядом с Иоанном. Затем в зал был приглашен князь Владимир Старицкий. От него заметно шарахались: прошел слух, что царский повар покаялся, будто его пытались подговорить подсыпать яд в царскую пищу, после чего дьяк Разрядного приказа Малюта Скуратов просил дозволения взять князя для допроса. Но государь не позволил. Однако для личного разговора из волжского удела призвал.
69 
