12

Когда поздним вечером самолет поднялся с мадридского аэродрома, ей показалось, будто все эти сотни тысяч лошадиных сил исходили из нее самой. Луиза Кантор сидела у окна, на месте 27 А, и прижималась щекой к стеклу, заставляя самолет взлететь. Она была в подпитии, еще между Барселоной и Мадридом выпила водки и красного вина, не притронувшись к еде. А во время ожидания в Мадриде продолжила возлияния. И только ощутив тошноту, заставила себя съесть омлет. Оставшееся время она нервно бродила по аэропорту. Думала, что обнаружит какое-нибудь знакомое лицо. Растущий страх и убеждение, что за ней все время следят, делали свое дело.

Из аэропорта она позвонила Назрин и отцу. Назрин стояла где-то на улице в Стокгольме, связь никуда не годилась, и Луиза была совсем не уверена, что Назрин действительно поняла насчет квартиры Хенрика в Барселоне. Разговор оборвался, точно кто-то заглушил радиоволну. Луиза еще четыре раза пыталась прозвониться, но голос в телефоне каждый раз просил ее перезвонить позднее.

Артур сидел на кухне, когда она позвонила. «У него обычный «кофейный» голос, — подумала она. — Я помню его еще с тех пор, как мы развлекались, когда я переехала в Эстерсунд и звонила домой. Я должна была угадать, пьет ли он кофе, или сидит и читает, или, может, готовит еду. Он записывал очки. И один раз в год докладывал мне результаты. Больше всего очков я зарабатывала, когда угадывала, что он пьет кофе».

Луиза старалась собраться с мыслями, говорила медленно, но отец сразу же раскусил ее.

— Сколько сейчас в Мадриде?

— Столько же, сколько и у тебя. Может, часом больше или меньше. Почему ты спрашиваешь?

— Значит, еще не вечер?

— Середина дня. Идет дождь.

— Почему ты так пьяна в середине дня?

— Я не пьяна.

В трубке стало тихо. Артур тут же отступил, ложь всегда действовала на него как удар. Ей стало стыдно.

— Я выпила вина. Что в этом особенного? Я боюсь летать.

— Раньше никогда не боялась.

— Я не боюсь летать. Я потеряла сына, своего единственного ребенка. А теперь и Арон пропал.

— Ты ни за что не справишься со всем этим, если не сможешь оставаться трезвой.

— Черт тебя побери!

— Черт побери тебя!

— Арон пропал.

— Он и раньше пропадал. Привык поджимать хвост, когда ему так удобнее. Арон сбегает, если ноша становится слишком тяжелой. И ускользает через одну из своих потайных дверей.

— На сей раз ни о хвостах, ни о потайных дверях речи нет.

Она подробно рассказала отцу, что произошло. Он не задавал никаких вопросов. В трубке слышалось только его дыхание. Самое надежное чувство в детстве. Видеть, чувствовать и слышать его дыхание. Когда она закончила рассказ, воцарилось молчание, блуждавшее взад и вперед между Херьедаленом и Мадридом.

— Я поеду по следам Хенрика. С письмом и фотографией девушки по имени Лусинда.

— Что ты знаешь об Африке? Ты не можешь ехать туда одна.

— Кто поедет со мной? Ты?

— Я не хочу, чтобы ты ехала туда.

— Ты учил меня рассчитывать на себя. Мой страх служит гарантией, что я не наделаю глупостей.

— Ты пьяна.

— Это пройдет.

— У тебя есть деньги?

— У меня есть деньги Арона.

— Ты уверена, что поступаешь правильно?

— Нет. Но я должна ехать.

Артур надолго замолчал.

— Здесь идет дождь, — наконец произнес он. — А скоро пойдет снег. Видно по вершинам гор, тучи сгущаются. Скоро выпадет снег.

— Я должна ехать. Должна узнать, что случилось, — ответила она.

Закончив разговор, Луиза укрылась под козырьком лестницы, спряталась среди брошенных багажных тележек. Ощущение было такое, будто кто-то хватил дубиной по куче черепков, собранных с огромным трудом. Теперь они сделались еще меньше, и собрать их в одно целое стало еще сложнее.

  51