Минуты через три в комнату вернулся Хохланд, неся в руках подносик с чайником и двумя чашками. Я приподнялась с дивана, готовая прийти на помощь. Продолжая держать поднос, дед сказал;
– Пойдемте в кабинет.
* * *
Кабинет Хохланда привел меня в восторг. Это была комната самой неправильной формы, какую я видела в жизни, с низким сводчатым потолком и двумя высокими окнами в виде стрельчатых арок. Стены кабинета от пола до потолка скрывали мрачные книжные шкафы; напротив окна находились захламленный стол, уставленный пустыми чашками со следами кофе, и кресло из гладкого, как кость, желтого дерева с коричневыми пятнышками. Прямо посередине комнаты наверх уходила ветхая на вид винтовая лестница с резными деревянными перилами.
– А куда ведет эта лестница? – первым делом спросила я, задирая голову. Наверху что-то темнело, но ничего толком разглядеть было нельзя.
– В лабораторию. – сварливо буркнул Хохланд – Не прикасайтесь к перилам – они держатся на честном слове. Присаживайтесь.
Он указал на трехногий табурет с вытертым бархатным сиденьем, а сам уселся в кресло, поставив поднос с едой на край стола. Я осторожно угнездилась на неустойчивой конструкции и принялась разглядывать книжные шкафы. Корешки книг были одинаково блеклые – от красновато-коричневого до болотно-зеленого, лишь кое-где поблескивало тусклое золото названий, в основном на иностранных языках. Как я ни вглядывалась, не увидела ни единой хоть сколько-нибудь современной книги.
– Угощайтесь. – Хохланд кивнул на поднос. Поблагодарив его голодным взглядом, я взяла чашку с чаем и впилась в бутерброд. Некоторое время в кабинете не было слышно ничего, кроме чавканья.
– Ну, а теперь, когда нам наконец ничто не препятствует, вы ответите на мой вопрос?
– Какой вопрос? – невнятно спросила я, дожевывая бутерброд.
– Прежде чем приступать к вашему обучению. – с демонстративной терпеливостью про-знес Хохланд. – я должен узнать, что вы собой представляете. Поймите меня правильно: если бы не просьба Тони, я бы не стал учить вас вообще. Ангелина, пожалуйста, не спешите обижаться нo вы не хуже и не лучше других, на первый взгляд ничем не отличаетесь от большинства моих безмозглых студенток, которых интересуют только мальчики и тряпки, и мне абсолютно не хочется тратить на вас время попусту. Но я доверяю мнению Тони, а она вас выделила. Возможно, я чего-то не вижу... Словом, соберитесь с мыслями и определите для себя самой: зачем вы ко мне пришли? Чем я для вас ценен? Если таких причин не найдется, я позвоню Тоне и скажу, что слишком занят и не могу заниматься с вами индивидуально. На этом мы и расстанемся к нашему обоюдному удовольствию. Если же причины есть, я вас охотно выслушаю и отвечу на все ваши вопросы.
Оскорбительная речь Хохланда вызвала во мне целую бурю эмоций. Во-первых, она меня просто взбесила. Это я-то, демиург, ничем не отличаюсь от его безмозглых студенток? Это меня-то интересуют только мальчики? Секунду меня одолевало желание ответить на правду-матку тем же самым, высказав Хохланду все, что я о нем думаю. Но конец речи заставил меня задуматься. Предоставленная мне лазейка казалась чересчур уж заманчивой, чтобы кинуться в нее сломя голову. Сказать правду – и отделаться от вредоносного деда раз и навсегда? Я чуть так и не поступила, но что-то меня удержало. Отчасти – мысль о синем шаре в гостиной. Если я уйду, то мне его уж точно не видать. Может, стоило его попросту спереть? – мельком подумала я. – сунуть в сумку – Хохланд и через год бы пропажу не заметил, а теперь позднo .." Но было что-то еще, кроме шара.
Хохланд с безразличным лицом ждал ответа. Я подняла голову, изображая задумчивость, обвела взглядом кабинет. Книги, везде старинные книги. За стеклом кожаные корешки, серебряное тиснение, золотые обрезы. Покопаться бы тут спокойно с недельку, складывая в сумку все, что приглянется, и чтобы никакой Хохланд не стоял над душой со своими комментариями... Вдруг в моем сознании вспыхнул свет; я поняла, зачем я здесь, зачем мне Хохланд и почему я отсюда сейчас не уйду.
– Теобальд Леопольдыч, расскажите мне что-нибудь о сожженной библиотеке. – попросила я. – О книгохранилище академии, которое сгорело в Старой Деревне десять лет назад.
Брови Хохланда полезли на морщинистый лоб. Он пожевал губами, почесал бороду и проскрипел:
– Что именно вас интересует?