– Чего-то мне спать расхотелось. – прошептала зевавшая всю дорогу сестра. – А вот поесть – наоборот...
Скрипнула дверь, и рядом послышалось Мишкино дыхание.
– Значит так. – сердитым шепотом сообщил он. – мать говорит – идите на чердак, там две кровати, или на летнюю кухню, там тоже диванчик имеется.
– Я за чердак. – высказалась я. – На улице замерзнем.
– Не советую. – сказал Мишка. – Там страшная грязища – никто не жил лет восемь, если не больше.
– Надо было к бабке идти...
– Так кто же знал! – с досадой сказал Мишка.
– Предлагаю другой вариант. – прошептала Машка. – Ты чем-нибудь меня накормишь, мы все втроем пойдем на чердак и там поболтаем. Все равно не уснем.
Дверь, ведущая на чердак, была заперта на висячий замок, который Мишка не без труда отомкнул.
– Не пугаться. – предупредил он. – С тех пор как отец умер, сюда никто не поднимался.
Зажглась тусклая лампочка, осветив тесную комнатку с низким полотком. На чердаке было не столько грязно, сколько пыльно. Со стен свисали отклеившиеся обои двадцатилетней давности. На аккуратно застеленных железных постелях белье успело не только пожелтеть, но и покрыться черными разводами плесени. Стоило нам войти, как пыль взлетела в воздух и комната потонула в сером тумане. Мишка с треском распахнул окно.
– Лучше уж пусть комары налетят. – буркнул он.
Машка села на постель, положила котлету на хлеб и принялась азартно жевать. Я занялась этнографическими изысканиями, благо что материал для них присутствовал.
– О, настоящие вологодские кружева! А это что на полу? Чайник? А почему у него два носика?
– Это умывальник. – пояснил Мишка. – Устраивайтесь, я схожу за нормальными одеялами.
– Хотела бы я посмотреть на этого Джефа. – невнятно проговорила Машка.
– А я – нет. Уже насмотрелась, спасибо.
– Я думаю, что тебе надо найти его и отобрать книгу Мишкиного предка. – заявила сестра. Я скептически усмехнулась:
– Думаешь, это так просто? Найти, отобрать... Да и зачем мне испорченная книга?
– Ну, хотя бы почитать, что в ней дальше. – донесся с лестницы приглушенный Мишкин голос. – И выяснить, что с тобой происходит.
«Разве со мной что-то происходит?» – удивилась я. А потом подумала: да, происходит. Со мной уже некоторое время творятся странные вещи. Я как будто попала во власть внешних сил, которые не могу ни объяснить, ни контролировать. Что-то вокруг меня закручивается, а я не вижу ни начала, ни конца.
– Думаете, в книге можно найти ответ? – задумчиво спросила я. – В общих чертах мне известно, что пишут в таких книгах. Превращение материи, которое мастер реальности совершает инстинктивно, за считанные секунды, там разобрано на десятки и сотни этапов. Это мне не нужно...
– Откуда ты знаешь, что там написано именно это? – спросил Мишка. – Ты ее читала?
– Джеф говорил... потом Хохланд...
– Хохланд книги не видел, а пересказывал тебе слухи. – возразил Мишка. – А Джеф... Судя по тому, что ты о нем рассказала, ему верить нельзя. Ни единому слову.
Я подумала о сером мире и тяжко вздохнула. Поистине, от знания – одна печаль. Кто же скажет мне правду? Эзергиль говорила – собрать правду из элементов, как пазл...
– Жаль, что этот Джеф приезжал сюда так давно. – сказал Мишка. – Будь я постарше, ни за что бы не позволил ему забрать Книгу.
– Я вот подумала – может, она тебе и предназначалась? – спросила Машка. – Послание потомкам.
Эти слова натолкнули меня на любопытную мысль.
– Когда Джеф рассказывал о своей экспедиции на родину Корина, он сказал, что там была не только тетрадь. В мастерской Мухиной оставались и другие его вещи, которые были потом переправлены к родственникам, то есть сюда. Миш, тебе об этом ничего не известно?
Мишка нахмурился:
– Другие вещи? Нет, вообще впервые слышу. Может быть, мать знает.
Я старательно восстанавливала в памяти давний разговор с Джефом. Где это было – в Хоразоне? Нет, на пятом ярусе. Джеф был в ярости и отчаянии и выдал мне массу мелких подробностей. Вдруг там проскользнет какая-то деталь.
– Джеф говорил, что тетрадь нашлась на чердаке. – медленно произнесла я. – Среди прочих... личных вещей.
– Других чердаков тут нет. – сказал Мишка. Мы дружно осмотрелись. Маленькая пустая пыльная комната. Две кровати, которые не разбирались уже много лет. Рукомойник валяется в углу.