104 
Ополченцы тут же стушевались и начали выбираться из присмиревшей от царского гнева толпы. Дальнейшие споры их уже не касались.
— Не грусти, Федор, — попытался обнять друга князь. — Зато теперь мы, считай, с Воротынскими и Нащокиными уравнялись. У них полк, и у нас полк. Они первый и второй воевода, и мы первый и второй.
— Не по праву ты выше меня сел, Андрей. Княгиня Полина из рода старшего выходит, да по отцу от ветви нашей младшей идет. Стало быть, и потомки родителей ее младше числятся. Сын бы ниже был, а ты, муж ее, князь, равным сыну идешь…
— Оно верно, что не по праву, — не стал вступать на скользкую и непонятную стезю Зверев. — По воле государевой. Нечто ты и с царем спорить станешь? Пошли лучше вина сладкого выпьем. Я угощаю. Ты вино горячее когда-нибудь пробовал?
Споры о местах длились не до темноты, как предполагал боярин Лисьин, и даже не весь день. Они шли целых четыре дня! Только к вечеру восемнадцатого марта наконец распределились все места по положенному старшинству, по заслугам и знатности князей и бояр. Причем в результате споров двое князей даже плакали прилюдно, а один собрался ехать и немедля от позора в монастырь постричься. Насилу удержали.
Как правило, подобные споры длятся не так долго, день-два. Но перед обычным походом подьячие заранее составляют «разряд»: список всех воевод, что для дела ратного вызваны, с родословными и постами прежними. А иногда даже для бояр — до сотников по полкам «разряды» делаются. Но и там никогда не обходится без челобитных и обиженных. Ныне же Русь по тревоге внезапной исполчалась, примчались все, кто смог — вот и не оказалось в руках царских заветного списка, на месте споры решать пришлось.
Девятнадцатого марта, рано поутру, половина великолукского ополчения первой выехала из лагеря и спокойным шагом двинулась вниз по Волге. Это были холопы боярина Лисьина, боярские дети Друцкого и сам Зверев со своими тремя воинами: Пахомом, Ильей и Изей. Татары, что все эти дни кружили примерно в полуверсте — видимо, на что-то надеясь, — приняли неизбежное и защелкали луками. Стальной дождь пролился на ратников, тут же выбив из строя двух скакунов. Андрей скомандовал опустить рогатины и дал шпоры коню. Кованая рать начала разгон для страшного, всесокрушающего удара — но он пришелся в пустоту. Казанцы отпрянули, немного погодя развернулись и продолжили отстрел. Скакун Зверева всхрапнул, крутанулся: одна из стрел чиркнула его по шее сразу за головой, оставив длинный кровавый след. Хорошо, не на Аргамаке он вперед выехал, а на неприхотливой трофейной лошадке. Заржал от боли еще чей-то мерин.
— Хватит! — вскинул руку Андрей. — От лагеря отогнали, и хорошо. Хоть соберется рать спокойно.
Он закинул щит на круп лошади, поставил рогатину в петлю, подтянул к себе саадак, выдернул лук, провел ладонью по оперению стрел и принялся по очереди накладывать их одну за другой на тетиву. Полного колчана хватило примерно на полчаса неспешной перестрелки, и передовые сотни повернули назад. Татары ушли — тоже, видать, все запасы расстреляли. На льду остались лежать две лошадиные туши: в этот раз казанцам повезло меньше, чем русским. Ну да это ведь было только начало…
Через час, когда голова русского обоза успела пройти уже две версты, татары появились снова, опять начали метать стрелы. В этот раз на них ринулась вторая часть Передового полка, уже под командой княжича Друцкого. Казанцев отпугнули версты на три, постояли там в перестрелке — и опять откатились назад. Час — ханские порубежники появились с новым запасом стрел. Зверев вздохнул, выехал вперед, вскинул руку — и пошел, пошел в атаку на податливого, как озерная влага, противника.
Так прошел весь первый день, а потом второй, третий… Ратники ходили в атаки — но ни разу не погрузили сверкающих наконечников в плоть врага. Они стреляли — но не видели результата. Обоз медленно полз торным путем, отмеченным, что ни верста, одной-двумя конскими тушами. Некоторые скакуны были русскими, некоторые — татарскими. Но заканчивали все одинаково — вечером попадая в котел московской рати.
Люди страдали меньше. За все три дня в Передовом полку случился один лишь раненый холоп. Да и то легко, в ногу выше колена. Он и домой, на поправку, поскакал в седле.
Вечером двадцать третьего марта в Передовой полк, в юрту воеводы Андрея Сакульского заглянули гости: Михайло Воротынский с другом своим, боярином Иваном Выродковым. Князь поздоровался со Зверевым, обнялся с Василием Ярославовичем:
104 
