Последние отзывы

  63  

Она бросила взгляд на стоявшую в каминной решетке бутылку. Нет, слишком далеко. Не торопись, Анна, думала она. Другого случая, кроме од-ного-единственного, у тебя не будет.

— Знаете, Андреа, скажу вам откровенно — я вас боюсь, а в те минуты, когда не боюсь, я зла на вас, как черт. Больше всего на свете мне хочется домой к дочке. Но вы пообещали меня не тронуть и после нескольких дней, которые я проведу с вами, отпустить домой. А значит, предполагается, что мы будем находиться в обществе друг друга. Но притворяться, что я — это она, я не могу. Я могу быть только самой собой, понимаете? А для этого нам надо разговаривать, общаться. Иначе это бессмысленно. — Она помолчала, — Так почему же вы не хотите рассказать мне о жене?

Недовольно хмыкнув, он наклонился поднять бутылку, вынуть ее из решетки. Она проводила бутылку взглядом. Не паникуй, подумала она. Будут и другие случаи. Вытащив пробку, он наполнил два бокала. Один он протянул ей. На этот раз она взяла бокал и отпила из него глоток. Как и еда и одежда, вино это было первоклассным. Удобно, подумала она, иметь достаточно средств для любой своей безумной прихоти. Интересно, чьи это деньги — его или ее?

— Когда я увидел вас в лавке, я сразу понял, как вы поведете себя.

— И как же я себя повела?

Он все еще не поднимал глаз, устремив взгляд на бокал, так, словно разговор этот смущал его.

— Как она. С ней я тоже познакомился в этой лавке, где продавалась лошадь. — Он пожал плечами. — Тогда там продавались другие вещи, солиднее — книги, учебники. Она только-только перед тем приехала во Флоренцию. Она выросла в Лондоне, но отец ее умер, и она вернулась домой, чтобы быть поближе к матери. Мы разговорились. Ее английский был безукоризненным. Я знал этот язык из школы и по бизнесу, но я хотел усовершенствоваться в нем. Она вызвалась меня обучить. Давать мне уроки разговорного английского. Я был неважным студентом. — Он помолчал. — Усовершенствование моего английского заняло много времени. Достаточно для того, чтобы и ей влюбиться в меня.

Впервые он сказал нечто, что можно было интерпретировать как шутку. И это чуть ли не поразило ее. Она пытливо вглядывалась в его лицо. Отсутствие ее реакции заставило его поднять на нее взгляд, в котором промелькнула тень улыбки. Может быть, этим он ее и взял? Юношеской застенчивостью, таившейся в этом большом грузном мужчине? Сказанного ей показалось недостаточно. Она так и видела их, склонившихся над книгой; ее, поправляющую неподатливые звуки его речи. Секрет произношения зависит от формы рта. Могло ли повторение одних и тех же четких английских гласных бросить их в объятия друг друга? Почему бы и нет? От природы он скорее сдержан, нежели экстравагантен, в нем больше английского, чем в самих англичанах. Может быть, некоторые люди, родившись в той или иной культуре просто по ошибке, заработали комплексы, пытаясь приноровиться к чужим звукам?

— А потом, после свадьбы, вы сразу приехали сюда и поселились здесь?

— Да.

— Это далеко от Флоренции. — Он пожал плечами. Если он и понял провокационность вопроса, то виду не подал. — Здесь так уединенно. Она не возражала?

— Конечно нет. Это был ее собственный выбор. Она сказала, что в этом доме нет следов других женщин и, значит, из него получится хороший дом. Мы обустраивали его вместе с ней.

Ну, мою комнату уж наверняка обустраивала не она. Могу поручиться, что этой комнатой занимались позже. Нет следов других женщин. Если судить по фотографиям, жена его не из тех женщин, что не оставляют после себя следов. И еще одна несообразность: разве станет женщина с шикарным гардеробом самолично штукатурить стены и перестилать паркет? Так ведь и лак с ногтей в два счета облупиться может.

— Ну а дети? — спросила она, хоть и знала совершенно точно, что детей у этого человека не было.

— Дети? Нет, детей не было. — Он помолчал. — Она не могла рожать.

— Простите.

Он пожал плечами.

— Это не было трагедией. Нам всегда было достаточно друг друга.

Она представила себе нечто в духе Миллза и Буна в их итальянском варианте. Картинка получилась расплывчатой и неубедительной. Вот они поднимаются наверх по элегантной своей лестнице после долгого дня, наполненного кропотливыми трудами по обустройству согласно принципу «сделай сам», но одетые элегантно и изысканно. Рука его шутливо тянется к молнии на спине ее красного платья, молния расстегивается, и море красного шелка расступается, обнажая белоснежную твердыню суши, которая вот-вот будет завоевана и покорена. Нет, что за банальщина, а кроме того, он, похоже, из тех мужчин, которые, прежде чем лечь в постель, аккуратно складывают и развешивают свою одежду. Представить дальнейшее ей было трудно — на экране воображения начинали мелькать помехи. Настораживало и другое — в мужчине этом не чувствовалось сексуальности, по крайней мере в его отношении к ней. Это могло быть следствием перенесенных им страданий — словно все жизненные соки в нем вылились слезами. Но почему так случилось — теперь не важно. Так или иначе, в нем ощущалась лишь чувствительность, назойливая и липкая, как след семенной жидкости онаниста. Женщина на фотографиях тут исключалась бы также.

  63