очень нудно 
70 
Но не успел он протянуть руку к уху Мотылька, как тот отскочил в сторону и почти бегом устремился по тропе, молча волоча короб.
– Неужели сил прибавилось? – крикнул ему вслед Кагеру. – Чудеса!
И посмеиваясь, пошел за ним.
Вскоре, как будто нарочно, тропа пошла вверх. Сначала плавно, постепенно, а потом так круто, что местами путешественникам приходилось карабкаться, помогая друг другу и цепляясь за торчащие между камней корни. Измученный Мотылек уже начал было думать, что настает его погибель, когда Кагеру остановился и позвал:
– Иди сюда, погляди-ка!
Мотылек подошел к нему и увидел, что они незаметно взобрались на самую вершину холма и стоят как бы на краю гигантской зеленой чаши, до краев наполненной тенями. Края чаши – зубчатые склоны соседних холмов, подсвеченные заходящим солнцем. В долине, куда уже спустилась ночь, светится далекая россыпь огоньков. А за северным краем чаши поднимается к розовому небу целая череда холмов, один другого выше. Самые дальние кажутся огромными синими волнами, постепенно превращаясь в лиловые облачные громады, размывая границу между землей и небом. Это же горы, осознал Мотылек. Настоящие горы!
– Ты думаешь, вон там, на севере, над холмами – облака? – спросил сихан через несколько мгновений. – Нет. Это снежные пики хребта Комасон. Помнишь, я тебе рассказывал?
– О-о! – только и смог выговорить Мотылек. Он вдруг почувствовал себя невзрачной пылинкой, совершенно ничтожной среди этой грандиозной, жутковатой, нечеловеческой красоты, как тот самый мотылек-однодневка, чье имя он носил, – солнце раз пробежит по небу, и нет его…
– А там – деревня Сасоримура, – добавил Кагеру, указав вниз, на огоньки в долине. – Еще пара ри – и мы на месте. Надеюсь, поспеем к ужину – хозяйка Мамуши недурно готовит…
– Баша жена?
– У меня, слава богам, жены нет и не было. От баб одни хлопоты и неприятности. Ну, короед, соберись – нам предстоит последний бросок…
Солнце нырнуло за холмы, а Кагеру с Мотыльком начали спуск в долину. Дорога круто шла под гору, короба так и тянули вниз, ноги сами переходили на бег. Кусты орешника надвигались на тропу, растопырив колючие ветки.
– Что значит «Сасоримура»? – спросил на ходу Мотылек.
– Позор невежде, – не оглядываясь, сказал знахарь. – Разве тебя не учили старшей речи?
– Дед Хару только начал меня учить. Я знаю несколько песен и пару молитв…
– Ясное дело – у вас на юге ее давно забыли. Живая речь древнего Кирима превратилась в мертвый храмовый язык заупокойных служб и заклинаний. Остались только отдельные имена и названия, смысла которых уже никто не помнит.
– Например, Асадаль…
– Нет. Асадаль – имперское название. Раньше этот город звался по-другому. Судя по тому, что никто не может вспомнить, как именно, он носил имя какого-нибудь киримского бога. А «Сасоримура» можно перевести как «скорпионье Гнездилище». Так что внимательней смотри под ноги.
– Вы шаман этой деревни?
– Нет, конечно. У них есть свой раскрашенный плясун, который пытается исподтишка строить против меня козни. Скорее, я просто их сосед. Никаких обязанностей у меня нет, но по-соседски мы иногда оказываем друг другу мелкие услуги. Здешние жители боятся меня и в душе хотели бы, чтобы я отсюда убрался, но им выгоднее дружить со мной, чем устраивать мне пакости. Они знают, чем им это грозит…
В Сасоримуру они вошли уже в поздних сумерках. Деревня встретила их заливистым собачьим лаем. Казалось, переполошились все местные псы. Но ни одного Мотылек так и не увидел – учуяв Тошнотника, псы в ужасе замолкали, притаившись за острыми кольями изгородей. Темнота благоухала кисло-сладким цветочным ароматом, тихо шелестели невидимые сады, над дорогой носились светляки. Рот Мотылька вдруг наполнился слюной – откуда-то приплыл чарующий запах тушеного мяса с грибами.
Кагеру уверенно направился на запах еды, не смущаясь путаницей узких улочек.
– Хей, Мамуши! – громко позвал он, по-хозяйски открывая высокую калитку. – Принимай гостя!
Мотылек с любопытством вертел головой. Рядом с крыльцом росла раскидистая горная сосна. Откуда-то сверху свисала веревка с узлами и исчезала в кроне.
– А что там? – Мотылек протянул руку к веревке и немедленно схлопотал по затылку.
В темноте сада возник прямоугольник яркого света – кто-то открыл дверь и вышел на крыльцо.
70 
