20 
Вообще, преданий и баек о Калева и временах творения среди карьяла ходило неисчислимое множество. Умалчивалось в них только об одном — почему Калева носит берестяную личину.
В самой древней части селения, за высоким полусгнившим частоколом с резными воротами стояла большая изба. Когда-то ею владел отец Ильмо. Он же превратил свое жилище в крепость, закляв избу от хийси. Стены дома, сложенные из кондовых[15] сосновых стволов, стали от времени бархатисто-черными, как сажа. По воротам и наличникам летели табуны огненных коней, на воротах были вырезаны знаки луны и солнца. И повсюду, от крыльца до конька, где едва заметно, стертый временем, а где ярко и жутко, смотрел белый глаз с черным зрачком — Глаз Укко, оберегающий от зла.
Отец Ильмо умер более пятнадцати лет назад от ран, полученных на войне. После его смерти дом перешел к Куйво, его младшему брату, дяде Ильмо. Куйво, никогда не имевший склонности к ратным подвигам, вел хозяйство спустя рукава, так же относясь и к воспитанию осиротевшего племянника. Ильмо, вместо того чтобы набираться около дяди рыболовецкой премудрости, сначала пытался набиться в ученики к Вяйнемейнену, а потом и вовсе перебрался в Тапиолу. Старинный зачарованный дом понемногу пришел в упадок. Шестикрылые птицы и огненные кони бледнели и выцветали под снегом и дождем и постепенно покидали стены дома, переселяясь, должно быть, в более подходящие места.
Ильмо задами подобрался к отцовской избе, проскользнул в приоткрытые ворота, откинул закрывающую вход лосиную шкуру и сунул голову в душную темноту сеней.
— Эй, дядюшка! — позвал он шепотом, чтобы не разбудить детей.
— Медведь тебе дядюшка, — глухо послышалось изнутри. — Сейчас как огрею по спине оглоблей, чтобы не орал над ухом ни свет ни заря…
— Братец пришел! — раздался сонный голосок одной из маленьких сестер Ильмо.
— Ш-ш-ш! Нет там никого! Братец ваш в Тапиоле! Детские голоса умолкли. Вскоре в сенях показался Куйво. Приземистый, бородатый, как словен, он был похож на племянника только темной рыжиной волос. Внимательно оглядев Ильмо, он кивнул, но хмурое выражение с лица не убрал.
— Вот принесла нелегкая… — Куйво подошел к бочке с водой и плеснул себе в лицо. — Ты чего явился, бродяга? Чего тебе в лесу не сидится?
— Руку обжег, — ответил Ильмо, удивленный нелюбезным приемом. — Встретил хийси, вот и пришлось их…
— Стало быть, будешь на моей шее сидеть, пока не заживет?
— Еще чего, — обиделся Ильмо. — Я к Вяйно пойду. Где он сейчас? На своей горе?
— Куда ж ему деться? Сходи к нему, сходи. Да прямо сейчас и отправляйся. Э нет, в избу не ходи! Подожди-ка…
Умывшись, Куйво зашел в избу и сразу вернулся обратно с пирогом в руках.
— Возьми — и ступай отсюда, пока народ глаза не продрал. Да не улицей, а тишком, огородами. А вечером, после заката, так уж и быть, приходи ужинать — только чтобы никто не заметил.
— Дядя, — не выдержал Ильмо, — да что у вас здесь творится? Кого ни встречу, все меня гонят прочь из деревни!
— Всё от проклятой ворожбы, все беды от нее! — назидательно сказал Куйво. — Ходил бы на рыбный промысел, как все добрые люди, или землю пахал, так нет же, потянуло бродягу в Тапиолу, к нечисти поближе! И чем все кончится? Хорошо, если просто отметелят и выгонят взашей за околицу! А если, как старики советуют: вбить рябиновый гвоздь в макушку, обмотать соломой и сжечь?
— Меня?!
— А то кого же? Слушай, Ильмо, что люди говорят. Три дня назад многомудрой Локке явился наш пращур Калева в лягушачьем облике и предрек…
Ильмо расхохотался.
— Ах, Локка — вот оно что! Нашли кого слушать! Локка — завистливая, вредная старуха, от нее одно беспокойство. В следующий раз, когда явится со своими пророчествами, скажи ей: великий райден Ильмаринен благодарит за «добрые слова» и просит передать вот это, — Ильмо сложил из пальцев некую устрашающую загогулину. — А на другой день здоровьем ее поинтересуйся.
Куйво ухмыльнулся, но снова помрачнел.
— Тебе, бездельнику, все бы хиханьки да хаханьки. Появлялся бы в родных местах почаще, так узнал — у нас уж месяц как никто в лес не выходит, разве что вдоль опушки и солнечным днем. А ночью за околицу никого и дубьем не выгонишь. Черепа-то видел?
— Конечно!
— Знаешь, почему их там повесили? Чтобы тот, кто приходит из Тапиолы… — Куйво глянул племяннику через плечо и умолк.
20 
