124 
Он направился к шкафу, где хранил записи своих сеансов. Ему хотелось снова посмотреть Дорна. Ну хорошо, уход этого парня был слишком уж зрелищным, но он был неизбежен. Из этого молодого человека, из этого Дорна и не могло выйти ничего хорошего: прирожденный неудачник и нытик, вечно пылавший страстью к женщинам, которым он был совершенно безразличен. Без лечения он мог бы дойти до того, что стал бы преследовать женщин нежелательным обожанием, а друзей — рассказами о своих несчастьях. Обрубить его под корень, тут не могло быть ошибки.
Открыв шкаф, он сразу же обнаружил, что некоторых дисков не хватает: по меньшей мере полудюжины. Первой мыслью было: кто-то из пациентов каким-то образом пронюхал про камеру и решил украсть несколько записей. Но потом он осознал, что все больные, записи по которым пропали, мертвы: Перри Дорн, Леонард Кесвик, Кэтрин Кардинал. По каждому не хватало двух дисков.
— Дороти! — Он вышел в коридор, зовя ее. — Дороти, где ты?
Кровь стучала у него в висках. Казалось, коридор сузился в темный туннель. Какой-то частью своего сознания Белл разглядел в себе ярость. Я в ярости, подумал он отстраненно: туннельное зрение, учащенный пульс, дрожание ног — все эти явления говорят о ярости. Сейчас он не смог бы ее подавить, даже если бы захотел. Порог был перейден, и высвобождение эмоций отзывалось в нем ужасом и восторгом.
Он распахнул дверь на кухню. Рука Дороти лежала на задней двери: она собиралась выходить. Она обернулась, и глаза у нее были как две черные дырочки, полные страха. Глаза как на картине Мунка. «Мертвая мать и дитя».
— По-моему, у тебя кое-какие мои вещи, — произнес Белл. Слова пульсировали, точно в них жило собственное сердцебиение.
Дороти схватилась за ручку двери.
— Ты поступаешь неправильно, — ровным голосом сказала она. — В Манчестере, когда люди стали умирать, я была на твоей стороне. Я говорила себе: наверное, он прав, наверное, у него просто тяжелые пациенты, он пытается помочь тем, кому уже не поможешь, а получается такая плохая картина.
— Что ты сделала с моими дисками? — спросил Белл.
46
Выйдя из здания Коронного суда, Кардинал сразу поехал к дому Белла. Он остановился на противоположной стороне улицы и теперь сидел в машине, глядя на темные остроконечные крыши на фоне розовато-лилового вечернего неба. Судя по серебристому «БМВ», припаркованному на подъездной аллее, доктор, видимо, был дома, но у Кардинала сейчас не было возможности убедиться, так ли это.
Хотя он мог применить насилие, когда этого требовала ситуация, Кардинал по природе своей не был к нему склонен. Как бы он ни злился на бандитов и злодеев, которых он обязан был арестовывать, ему всегда удавалось найти у себя в сознании некую контролирующую рациональную зону, обуздывающую его чувства. Теперь же, когда он сидел и смотрел на дом Белла, он собрал в себе все самообладание, чтобы не ворваться внутрь и не избить Белла, оставив его медленно умирать на вентиляторе. Наконец он включил сцепление и поехал сквозь сутолоку вечернего часа пик в то место, куда, как он раньше думал, его нога больше ни разу в жизни не ступит.
Когда он туда добрался, «Компью-клиник» как раз закрывалась. Из химчистки вышла женщина с охапкой завернутой в пластик одежды, села в свою машину. Кардинал припарковался и двинулся в обход здания. Он знал, что ему не стоит тут находиться, что он не готов: ему говорило об этом дрожание рук и то, что горло у него вдруг стало словно бы разбухать изнутри.
Кровь Кэтрин смыли. Ленту, огораживавшую место происшествия, убрали, обломки компьютерных плат вымели. Никогда не догадаешься, что здесь оборвалась чья-то жизнь. Он обходил дом, ища пути внутрь. Как и у большинства незавершенных зданий, охрана здесь была далеко не такая строгая, какой она может стать, когда строительство закончится. Здесь имелись два пожарных выхода, оба сейчас были закрыты, но каждый мог бы оставить незапертым рассеянный рабочий или беспечный курильщик: на стройках почти никогда не включают сигнализацию. Пустые витрины магазинов были заколочены, но некоторые доски еле держались. Всего десять секунд, и лаз был проделан.
Чтобы ориентироваться внутри, хватало света, падавшего сквозь стеклянную заднюю дверь. Грубо говоря, помещение представляло собой бетонную коробку с толстыми проводами, торчавшими из стен и потолка. У одной из стен аккуратным штабелем были сложены деревянные брусья; здесь все пропахло бетоном и необработанной древесиной.
124 
