2 
— Где же еще, как не на кухне? Почтенный Тренгейджел только и делает что набивает рот ветчиной.
— Но что он говорит?
Маркиз отвернулся, внезапно закашлявшись. Кашель был сухой и резкий, звук его наполнил молодого графа ледяным страхом за отиа. Хок неожиданно заметил, что судорожно сжимает отцовскую руку, словно стараясь передать ему свое здоровье и силу. Маркиз, обессиленный приступом, некоторое время лежал с закрытыми глазами молча. Когда он снова посмотрел на сына, тот был поражен почти гипнотической настойчивостью этого взгляда.
— Он считает, что жить мне осталось две, от силы три недели. Ты ведь знаешь, что у меня чахотка? Так вот, этот болван замучил бы меня кровопусканиями, позволь я ему это.
— Да, они все одинаковые! — воскликнул Хок с горечью, — Я видел, как лекарь ставит пиявки раненым после боя, тем самым толкая их в могилу!
— Печально, что тебе пришлось повидать столько крови и смертей, мой мальчик, но я счастлив, что ты остался в живых, — продолжил маркиз. — Воспоминания, даже самые тягостные, не живут вечно в душе человека. Со временем ты забудешь об ужасах войны, а сейчас… сейчас речь пойдет совсем о другом.
— Но ты устал, отец…
— Не настолько! — властно перебил маркиз. — Выслушай меня. Я умираю, но не покину этот мир до тех пор, пока не увижу тебя женатым. Помни, ты обещал мне это.
Хок почувствовал внезапную слабость в ногах. Проклятие! Он совсем забыл о данном отцу обещании. — потому, должно быть, что хотел забыть.
Он присел на край отцовской кровати, стараясь собраться с мыслями. Все тщетно: время для отговорок и уверток прошло. Чтобы отсрочить неизбежное, он ринулся очертя голову в омут необузданного лондонского веселья. Карты, выпивка, дуэли сменяли друг друга, как фигуры вращающейся карусели. Единственное, чего Хок сторонился, были бордели. Он слишком часто видел, как заживо гнили люди, подхватившие «французскую оспу» — сифилис. Ему хватало хорошенькой, жадной до развлечений Амалии, его пылкой любовницы.
Но на сей раз воспоминания о ней вызвали не удовольствие, а горечь. Жена! Зачем ему жена? До сих пор он прекрасно без нее обходился.
Но он понимал, что дал слово и сдержит его.
— Поезжай в Шотландию, сын, выбери себе жену и привези ее сюда.
«Я не хочу жениться на какой-то дикарке из шотландского захолустья! Как это можно: связать жизнь с женщиной, которую до сих пор ни разу не встречал? А все твоя фамильная честь, отец, будь она проклята! Когда ты давал свою клятву, мне было всего девять лет, вспомни!»
Но вслух Хок не произнес ни слова. Он просто наклонил голову в знак послушания и сказал:
— Хорошо, отец и так и поступлю. Но вначале, наверное, лучше послать графу Рутвену гонца с известием о моем прибытии?
— Коньон уже позаботился о том, чтобы известить графа. Слуга выехал в Шотландию два дня назад, так что ты можешь отправиться уже утром.
— Значит, у меня нет даже права на отсрочку, — пробормотал Хок с кривой усмешкой.
Да, честь порой бывала подобна жернову, висящему на шее. Так он ответил два года назад, когда отец впервые рассказал ему о клятве и о том, что обязанность выполнить эту клятву возлагается на него, Хока. Кончилось тем, что он, кипя от негодования, посоветовал отцу самому жениться на дочери графа Рутвена. «Это твою жизнь он спас, а не мою, — кричал он, — тебе и выводить в свет эту девчонку, наверняка хныкающую по поводу и без повода и при этом невоспитанную! Забирай себе этот подарок судьбы! Я всего лишь твой сын и недостоин такой чести! К тому же обычно всю грязную работу делает наследник, так пусть Невил на ней и женится!» Отец, дождавшись, пока он выговорится, спокойно заметил: «Невил? Невилу я не предложил бы даже шлюху из Сохо».
Маркиз следил с высокой подушки за сменой выражений на лице сына. Проницательные глаза, полуприкрытые тяжелыми веками, не упустили ни одного их оттенка.
— Полно, мой мальчик, — сказал он наконец, — тебе ведь достанется не кот в мешке. У Александра Килбракена трое дочерей. Мужчина он видный и, уж конечно, не может быть отцом каких-нибудь кикимор. Тебе повезло, что ни одна из девушек еще не замужем.
— Ты уже повторил мне это не однажды, — напомнил Хок с тяжелым вздохом.
— Тебе скоро исполнится двадцать семь, сын. Самое время позаботиться о наследнике… а еще лучше — о нескольких.
Маркиз снова зашелся в приступе кашля, сотрясаясь всем своим иссохшим телом. Возмущение тотчас же остыло в молодом графе.
2 
