Последние отзывы

  121  

— Я брала несколько отгулов на Рождество и Новый год, — оправдываясь, проговорила она. — Но прошлым вечером я задержалась и все закончила.

— И что же оказалось? Вещественные доказательства по делу Рози Дафф исчезли без следа?

— Получается, что так. Последним, кто имел к ним доступ, был инспектор Барни Макленнан — за неделю до своей смерти.

Лоусон дернулся:

— Вы же не считаете, что Барни Макленнан забрал улики по находящемуся в работе делу об убийстве?

Карен тут же стушевалась. Она понимала, что не стоит бросать тень на коллегу, погибшего смертью героя.

— Нет, я вовсе не это имела в виду, сэр. Я просто хочу сказать, что нет никаких документальных свидетельств того, куда делась одежда Рози Дафф.

Лоусон снова вздохнул:

— Похоже, все пропало еще много лет назад. Угодило в мусорную корзину. Право же, временами только руками разведешь, какие люди попадают иногда к нам на службу…

— Полагаю, есть еще одно объяснение: инспектор Макленнан мог отправить ее вещи на дальнейшее исследование, но либо их так и не вернули назад, потому что некому их отследить, либо отправленная обратно посылка угодила в «черную дыру», потому что не было в живых получателя, — осторожно предположила Карен.

— Что ж, нельзя исключать и такую возможность. Но в любом случае вам их найти уже не удастся. — Лоусон забарабанил пальцами по столу. — Ладно, что вышло, то вышло. Очередной висяк отправится на вечное хранение. Мне не улыбается сообщать об этом ее сыну. Он звонит каждый день и спрашивает, как продвигается следствие.

— Я все еще не могу поверить, чтобы патологоанатом не заметил, что она рожала, — сказала Карен.

— В вашем возрасте я тоже сказал бы так, — признался Лоусон. — Но он был старик, а старые люди допускают глупейшие ошибки. Теперь я это знаю, потому что сам чувствую, что движусь в том же направлении. Знаете, мне иногда кажется, что на этом деле с самого начала какая-то порча.

Карен сознавала его разочарование и ощущала всю его жгучесть — потому что испытывала то же самое.

— Как вы думаете, может быть, мне стоит еще раз попытаться расколоть свидетелей? Тех четырех студентов?

Лоусон поморщился:

— Это вам будет трудно.

— Что вы имеете в виду, сэр?

Лоусон открыл ящик стола и вытащил номер «Скотсмена» трехдневной давности. Он был сложен страничкой некрологов кверху. Лоусон пододвинул газету к ней и ткнул пальцем в заголовок.

Карен подняла на него удивленный взгляд:

— Ему ведь, наверное, не больше сорока шести — сорока семи. Рановато умирать.

— Вам следует уделять больше внимания новостям, Карен. Преподаватель университета был заколот у себя на кухне грабителем в прошлый четверг ночью.

— Так это был НАШ Дэвид Керр? Тот, кого они звали Бриллом?

Лоусон кивнул:

— Буйный Бриллиант собственной персоной. В понедельник я спрашивал у следователя, который ведет это дело. Просто чтобы удостовериться, что я не ошибся, и это действительно Брилл. Кажется, они вовсе не убеждены, что это действительно ограбление. Там жена бегала на сторону.

— Гадко, — сморщилась Карен.

— Очень даже. Так что если хотите прокатиться днем в Глазго, полагаю, мы можем отдать последний долг одному из наших подозреваемых.

— Вы думаете, там объявятся трое остальных?

Лоусон пожал плечами:

— Тогда они были лучшими друзьями, но это было двадцать пять лет назад. Посмотрим. Но не думаю, что сегодня нам стоит с ними беседовать. Пусть все немного уляжется. Нам не нужны упреки в бесчувствии. Не так ли?

Это был тот же зал ожидания, только в крематории. Брилл мог отрезать себя от семьи и старых друзей, но, кажется, без проблем нашел им замену. Алекс сидел в первом ряду, Линн примостилась рядом. Она всего два дня назад вышла из больницы и все еще ковыляла, как старушка. Он уговаривал ее остаться дома и отдохнуть, но она твердо настаивала, что не может не пойти на похороны единственного брата. Кроме того, говорила она, пока малыш в больнице, дома ей делать нечего — только сидеть и тосковать. Лучше быть с родными. На это ему возразить было нечего. Так что теперь она сидела рядом, держа за руку сломленного горем отца, чтобы хоть как-то утешить его — родитель и ребенок словно поменялись привычными ролями. Мать сидела позади них, ее лица почти не было видно за прижатым к глазам белым носовым платком.

  121