очень нудно 
30 
Он обзванивал агентства больше четырех часов, но пока безрезультатно. На сорок второй попытке риелтор сообщил, что продал усадьбу с парком в районе между Агно и Брюматом.
— На каком расстоянии от Страсбурга?
— Двадцать три километра по прямой, на север.
Усадьбу «Der Schloss», «Замок», четыре года назад приобрел некий Максим Леклерк, но накануне утром он выставил ее на продажу, сославшись на проблемы со здоровьем, и сразу уехал. Агентство только что получило ключи.
— Он сам вам их отдал? Вы его видели?
— Передал через служанку. В агентстве его никто никогда не видел. Покупка оформлялась через поверенного, по переписке, бумаги и подписи пересылались почтой. Мсье Леклерк не мог передвигаться после операции.
— Надо же, — только и сказал Адамберг.
— Это совершенно законно, комиссар, конечно, если бумаги были заверены полицией.
— У вас есть фамилия и адрес служанки?
— Мадам Кутелье, она живет в Брюмате. Я могу найти для вас ее координаты.
Дениз Кутелье орала в трубку, чтобы перекричать вопли дерущихся детей.
— Мадам Кутелье, вы можете описать мне вашего нанимателя? — Адамберг тоже начал кричать.
— Комиссар, — надрывалась женщина, — я с ним никогда не пересекалась. Работала три часа по понедельникам и четвергам, как и садовник. Оставляла приготовленную еду и продукты на другие дни. Он предупредил меня, что редко бывает дома. Он очень занятой человек. Работал где-то в торговом суде.
Разумеется, подумал Адамберг. Призрак, невидимка.
— В доме были книги?
— Очень много, комиссар, но не могу сказать, какие именно.
— Газеты?
— Он получал по подписке какую-то ежедневную газету и «Эльзасские новости».
— Письма?
— Этим я не занимаюсь, а его секретер всегда был заперт на ключ. Обычное дело, если человек работает в суде. Его отъезд — полная неожиданность. Он оставил мне очень любезную записку, поблагодарил, пожелал всего хорошего, оставив инструкции и щедрое вознаграждение.
— Какие именно инструкции?
— Вернуться в субботу и произвести генеральную уборку, не считаясь со временем, поскольку дом будет выставлен на продажу, а потом отнести ключи в агентство. Я побывала там час назад.
— Записка написана от руки?
— Нет, господин Леклерк всегда печатал на машинке. Наверное, дело в его профессии.
Адамберг собирался повесить трубку, когда женщина вдруг сказала:
— Нелегко будет дать описание. Я видела его только раз, четыре года назад.
— Когда он переезжал? Вы его видели?
— Конечно. Я не работаю невесть на кого.
— Госпожа Кутелье, — заторопился Адамберг, — будьте как можно точнее.
— Он сделал что-то плохое?
— Наоборот.
— Меня бы это удивило. Он был чистюля и такой педант. Очень жалко, что у него возникли проблемы со здоровьем. Мне кажется, ему было лет шестьдесят, не больше. А внешность… ну что вам сказать — нормальная внешность.
— Пожалуйста, сосредоточьтесь. Рост, вес, прическа?
— Минутку, комиссар.
Дениз Кутелье приструнила детей и снова взяла трубку.
— Он был не слишком высоким, скорее полным, с румяным лицом. Волосы пепельные, на лбу залысины. Носил коричневый бархатный костюм и галстук — знаете, я всегда хорошо запоминаю одежду.
— Не так быстро, я записываю.
— Не слишком на меня полагайтесь, — прокричала женщина. — Память может сыграть с человеком злую шутку, так ведь? Я сказала, что он был «невысокий», но могла и перепутать. Костюмы в шкафу были на размер больше, на человека ростом метр восемьдесят, а не метр семьдесят. Когда человек толстый, он кажется ниже ростом. Я сказала, что волосы у него были пепельные, но в ванной в белье я находила только седые. Он мог поседеть за четыре года, в его возрасте это происходит быстро. Вот я и говорю, что воспоминания и факты — разные вещи.
— Госпожа Кутелье, в доме есть подсобные помещения? Флигель? Охотничий домик в парке?
— Старые конюшни, сарай и домик. Но они были заброшены, и я ими не занималась. В конюшне он держал свою машину. А садовник заходил в сарай за инструментами.
— А вы можете сказать, какой марки и цвета была машина?
— Комиссар, я ее никогда не видела, потому что господин Леклерк всегда уезжал до того, как я приходила. А ключей от подсобных помещений у меня не было.
— А в самом доме, — спросил Адамберг, думая о бесценных для судьи вилах, — вы заходили во все комнаты?
30 
