77 
Потеряв двух товарищей, звери стали более осторожными, медленно закружили вокруг нее, нападая наскоками и тут же отбегая. Краем глаза девушка заметила, что Сирии захромал, получив короткий укус в голень.
Волки, учуяв запах крови, остервенели и теперь не давали ему ни минуты передышки. Кидались на сталь, будто не ощущали ни боли, ни страха. Кира отпугнула своего врага и поспешила мужу на помощь. Люди встали рядом, спина к спине, прикрывая друг друга. Вот рухнул один из зверей с переломанным хребтом и затих, вот отполз другой, оглашая лес жалобным скулежом.
— Все… — облегченно выдохнул Сирий, уже не особо обращая внимания на последнего уцелевшего зверя. — Ты не заметила, куда спряталась эта проклятая крикса?
В тот же миг раздался злобный каркающий крик: старуха, раскинув перепончатые крылья, неслась на них с вершины пирамидального тополя. Супруги одновременно вскинули клинки — и в этот миг последний волк метнулся вперед, впившись клыками Сирию в живот. Кира обрушила свой меч зверю на голову — но одновременно ощутила сильнейший рывок за волосы. Ее отшвырнуло в сторону от схватки, несколько шагов протащило по земле. Шея хрустнула от неестественного выверта головы, все тело пронизала страшная боль, перед глазами поплыли круги.
Она увидела, что Сирий лежит неподвижно, залитый кровью от страшных рваных ран, а рядом с ним покачиваются два изуродованных волка. Крикса, сложив крылья, снова расхохоталась и, подобрав из травы бесчувственного ребенка, резко развернулась и устремилась прочь, за ней потрусили звери.
— Стой! — прохрипела Кира, но ее сил хватило только на то, чтобы протянуть вслед руку. А потом наступила тьма.
Кира не знала, сколько прошло времени, когда рядом с ней присела высокая черноволосая красавица. Женщина взглянула ей в глаза, и от взора все тело словно пробила острая, сводящая мышцы, судорога. Правая ладонь незнакомки повернулась к небу, и на ней в золотистом облаке возникла белая костяная чаша.
— Мара, — поняла Кира. В сознании пронеслись последние события: исчезновение сына, гибель мужа. Тело еще раз пронзило болью, и женщина поняла, что не сможет жить со всем этим, что с такой тяжестью на душе невозможно жить! И попросила: — Дай мне испить твоего зелья, великая Мара.
— Ты его жена… — задумчиво ответила Ледяная Богиня. — Воительница… Ты избрала себе мужскую долю, смертная, и будет несправедливо так быстро отпустить тебя на отдых. Хотела жить ратником — так испытай их муки сполна. Нет, я не дам тебе своего напитка. Оставайся здесь.
Кира, испугавшись, что останется жить, попыталась выбить чашу из руки богини, но промахнулась и рухнула в траву. Снова теряя сознание, она услышала тихий голос Мары, который, казалось, звучал прямо в голове:
— Лишь тогда ты сына найдешь, когда горы насквозь пройдешь…
* * *
— …Когда я очнулась, оказалось, что меня подобрал купец, который шел с караваном в Мараканд.[5] Он вылечил меня, но сделал своей рабыней. Сирия он не видел, если не обманывает, конечно. В Шахрисабе он хотел меня продать, но я призналась, что обучена ратному делу, и торговец побоялся продешевить. Для гарема или обычной работы я оказалась слишком дорога, а воительницу никто не захотел брать. Впрочем, купец оказался хитер и подарил меня князю Радомиру. Здесь я показалась забавной игрушкой. К тому же меня князь не опасался оставлять со своей красивой женой. Маракандец нажил на своем подарке более, нежели мог получить от продажи. Так я и осела в Изборске.
— Сына искать не пыталась?
— Где? — откинулась она на спину. — Какие горы? Куда идти? Как? Добра у меня — разве твой кинжал да горсть серебра. Ни коня доброго не купить, ни за ночлег заплатить в дороге. Деваться мне, ведун, некуда. К тому же я поклялась Радомиру и его супруге в верности.
— Ничего, — прошептал Середин. — Коли боги состроили гримасу, превратив меня в женатого человека, супругу я как-нибудь прокормлю. Да и мальчишки твоего след должен где-то остаться. Давай так: вернем княжича и поищем, где чего узнать удастся. Хорошо?
Кира кивнула в ответ, минуту думала о чем-то своем, потом повернулась к Олегу и стала покрывать его тело поцелуями…
Болотник
Они вернулись с первыми лучами солнца. Сварт и Микула старательно храпели. Слишком старательно, чтобы ведун поверил в то, что дружинники ничего не заметили. А вот Ермолай беспокойно ворочался и, едва новоявленные супруги упали в сено, громко зевнул.
77 
