125 
— Что ты сказала?!
— Я… — отпрянула от громкого возгласа гостья. — Я говорю, подарок…
— Нет. Ты говорила, что везти к другому знахарю ребенка хотела. Куда?
— Так, сказывали, на Муромской дороге… От Киева, стало быть, к Мурому, возле деревеньки Воротицы, знахарь обитает. Не волхв. К богам не ходит, помощи от них не просит, сам ворожит, сам и нашептывает, сам и снадобья мастерит. От всех болезней, сказывали, избавляет. Да токмо добраться до него непросто. Дорога кружит, не пускает… Сама выбирает, кому лечиться, кому назад вертаться.
— Зовут его как?!
— Вороном кличут… — пожала плечами крестьянка. — Мудрый, видать, как ворон.
Середин умчался из деревни с первыми лучами солнца, оставив вдове на память почти всю хазарскую добычу — миски, блюда, кувшины. Ей — прибыток, ему — лишняя тяжесть. Гнедая, словно чувствуя нетерпение хозяина, неслась галопом, таща за собой на натянутых поводьях заводного коня. Версты уносились назад, точно поднятые ветром осенние листья, — мелькали, заметить не успевал. Во встречных деревнях ведун переходил на шаг, стучался по дворам, спрашивал, где можно найти знахаря Ворона? И все крестьяне уверенно показывали вперед.
«Что же мне раньше спросить в голову не пришло? — мысленно пенял себе Олег. — Его, похоже, половина Руси знает…»
А кони мчались и мчались дальше.
До Воротиц он доскакал за три дня. Деревенька оказалась забавная: десять домов, семь постоялых дворов. Видать, немало народу сюда приезжает, и надолго. Но останавливаться Середин не стал — сразу поехал к холму, на котором вырыл свою землянку знахарь. Здесь, вблизи от конечной остановки своего путешествия, Олег неожиданно оробел, спешился и пошел медленно, еле переставляя ноги. Сердце стучало, словно впереди находился не друг, а кровный враг, непобедимое чудовище. А вдруг это не он? Вдруг кто-то другой? Мало ли колдунов могли выбрать такое звучное имя…
Промеж вековых дубов темнела землянка, пространство перед ней было вытоптано на десятки метров вокруг. Олег издалека увидел старика, который сидел перед малым ребенком, склонив набок голову, и все его существо наполнилось пониманием: есть! Он дошел до конца пути.
— Ну, здравствуй, Ливон Ратмирович. Или здесь у тебя иное имя?
— Забирай постреленка, Милана, — кивнул стоящей неподалеку женщине Ворон. — Снега жди. По первому снегу за снадобьем придешь. Исцелим, не боись.
Одетая во все темное гостья торопливо сгребла ребенка на руки, прижала к себе, затем, отбежав в сторону, мелко перекрестилась, а старик быстрым движением сцапал в тонкую руку корявый длинный посох:
— Не припомню тебя, мил человек.
— Естественно, — повел плечами Олег, подходя ближе. — Мы еще не познакомились.
— Постой, постой, — вскинул палку Ворон, — не торопись. Дай глаза посмотреть.
Ведуны встретились взглядами, замерли, и спустя пару секунд старик рассмеялся:
— Как же, как же, бродяга! Ну, мой мальчик, нагулялся?
— Досыта! Так что, Ратмирович, давай мне свой ответ. Домой мне пора отправляться. По водочке и мороженому соскучился.
— Да ты садись, бродяга, садись, — указал Ворон на разбросанные тут и там дубовые чурбаки. — В ногах правды нет. Стало быть, домой торопишься?
— А то! Почитай, три месяца по лесам и долам шляюсь. Забыл, как бензин пахнет, откуда в утюг электричество наливается. Давай, отправляй меня обратно. Поиграли, и хватит. За науку спасибо, завтра проставляться приду. Но только вертай меня домой! Устал.
— Так до завтра время есть, бродяга, — отложил свой посох старик. — А я тебе уже давно сказ один хочу рассказать.
— Какой еще сказ?
— А ты слушай, — склонил набок голову Ворон. — Есть такая сказка. Дре-евняя… В некие годы, в некоторые лета, в незапамятные, но добрые времена во городе Новгороде жил купец. И был у него сын. Хороший сын, смышленый, крепкий. Захотел сын научиться сражаться со змеями горно-каменными. Дал ему отец на это дело половину своего серебра, и начал молодец учиться. Долго учился, сорок пар сапог истоптал, сорок повозок хлеба изжевал. Но тут умер его отец — настала пора наследство принимать. Принял купеческий сын наследство и потратил его на то, чтобы довести свое мастерство до полного совершенства. Истоптал он еще сорок пар сапог, изжевал еще сорок телег хлеба ученического. А ужо после он лучше всех во всем подлунном мире умел убивать змей горно-каменных. Он умел убивать их мечом и копьем, платком и палкой, ногами и руками, дыханием своим и даже взглядом…
125 
