Глава 22. Дождь

Первое, что всегда делала Матрена, завидев неспешно двигающуюся пару лошадей с одиноким всадником — это затапливала баню. Нислав ввиду дома коней своих никогда не гнал. Один раз свалился, решив похвастать мастерством, больше позориться не хотел. Он спокойным шагом подъезжал к дому, спускался на землю, снимал с седла пищаль, тщательно обтирал ее тряпицей, относил в дом. Затем так же старательно протирал и ставил рядом бердыш. Расседлывал лошадей, заводил их во двор, в конюшню, самолично наливал теплой, из уличной бадьи, воды, насыпал овса.

Затем поднимался в дом. Хозяйка, стараясь не смотреть на мужика, накрывала на стол. Он неторопливо ел, затем отправлялся проветривать баню. Женщина торопливо заканчивала дела по дому и по хозяйству — и вскоре слышала хрипловатый крик:

— Матрена, спинку потри!

Она заходила в жаркую, полную клубов пара баню, скидывала с себя одежду, и уже там они наконец-то здоровались по-настоящему. Здоровались долго, дотемна, а в преддверии полуночи оставляли начинающее остывать помещение баннику с его друзьями: чертями, лешими, овинниками; а сами перебирались на мягкий перьевик.

После двухлетнего поста мужик Матрене попался ненасытный. Он не давал покоя ей весь вечер после бани, на следующий день обязательно заваливал после обеда, и еще хоть раз днем, и только к третьему дню немного успокаивался — но поутру дня четвертого его обычно забирал барин в очередной объезд.

Так случилось и в этот раз. Хозяйка едва успела задать баланды свиньям и загнать в подпол кур, как Нислав зазвал ее в баню, и сам же помог побыстрее скинуть все верхние и нижние юбки. Вторым днем он наконец-то забрался перекрывать крышу и, пользуясь своей близостью, пару раз спускался «попить водички» — и еще кое-зачем. Третьего дня съездил в лес вывезти несколько замеченных накануне сухостоин, а после обеда пилил их на ровные чурбаки. Четвертого дня стал собираться в путь — но барин не появился, и стрелец, приготовив в дорогу оружие, допоздна обкашивал травянистые прогалины неподалеку от дома. Нашлась работа по хозяйству и на пятый день, и на шестой, однако мужчина начал волноваться.

— Вот что, Матрена, — решился Нислав на седьмой день. — Если Семен Прокофьевич появится, скажи, что я к нему в Анинлов поехал. Беспокоюсь, мол, как бы не случилось чего с начальником.

Оседлал он с собой только одного жеребца — все-таки не в дальний поход собрался, а в однодневную поездку. Однако пищаль, бердыш, перекованный из «макаровского» затвора нож и кистень с собой взял. После давешнего случая с вышедшим из леса бандитом он не расставался с ножом и кистенем даже в бане.

Вообще-то имел в душе Станислав Погожин и еще одну мыслишку: съездить на Неву, в Келыму. Поговорить с товарищем по несчастью, узнать как он, чем живет. Посоветоваться о своем житье-бытье. Может, придумать чего на пару. Именно поэтому, поздоровавшись с Лукерьей, испив кислой яблочной ухи с рыбным расстегаем и узнав, что барин уехал в усадьбу и более не возвращался, бывший патрульный не повернул назад, а поехал дальше, к Тярлево, оттуда налево, к двум озерам, на развилке за березовой рощей налево, проехал еще пару километров, и услышал дробный топот.

Из-за поворота тропы вырвался всадник, ведущей в поводу взмыленного коня. При виде стрельца он натянул поводья, останавливая жеребца:

— Ты, Нислав? — тяжело дыша, поинтересовался он. — Семен Прокофьевич где?

— Нету, — всадником был молодой воин, которого Погожин пару раз видел в засеке у Невской губы, но имени не знал. — Сам обеспокоился, решил в округе посмотреть.

— Свены у Невы встали, — выдохнул воин. — Я на Ижоре упредил, а он еще не знает. Семен Прокофьевич с той стороны шел, дружину вел с Березового острова.

— Я не встретил.

— Стало быть, к россоху еще не подошел. Пеший он, на ладье прибыл.

— Там еще деревенька есть… — вспомнил Станислав. — К ним-то гонца посылали?

— На Ижоре костры зажгли, — кратко объяснил воин. — Увидят.

  124