21 
— Лукерья, стол накрывай! — крикнул в дом Зализа и пошел на лужок за полем ловить и седлать коней. Точнее, только одного — второй всегда шел за ним налегке.
И только после этого пошел одеваться.
День обещал выдаться жарким, но — хочешь не хочешь, а без брони уходить на порубежье нельзя, если сеча случится, облачаться будет поздно; это только шлем быстро накинуть можно. Без плотного поддоспешника от юшмана толку мало, а потому поверх исподнего приходилось надевать рубаху из плотного войлока — и париться в ней днями напролет.
По весне и осени такая одежка наоборот, хорошо грела, и опричник нередко радовался, что жребий занес его в Северную пустошь, где весна и осень занимали большую часть года.
За столом Зализа повел себя как настоящий боярин: для каждого из воинов была поставлена своя плошка, а опричник ел и вовсе из меденицы. Кмети, похоже, впервые в жизни видели сарацинское зерно, несколько кебелей которого опричник из интереса купил у афени из Почапа, а потому, с удовольствием умяв щи, к сорочинской ярмарке отнеслись с немалым удивлением и подозрением. Вместо сыта Лукерья дала засечникам яблочно-клюквенную уху, ее же залила и в турсуки на дорогу.
Что домохозяйка собрала ему в дорожный мешок, Зализа смотреть не стал — баба опытная, лишнего не кинет, ненужного не даст. Он проверил только оружие, которое, кроме пики, почти всегда находилось при нем, и взметнулся в седло.
Лукерия перекрестила всадников — Осип и Агарий низко поклонились ей прямо с коней, и маленький отряд углубился в начинающийся в одном гоне от барского дома ельник.
До Тярлево до проскакали примерно за час. Этот спрятанный в глухой чащобе хутор, состоящий из единственной избушки, в которой вековал в одиночку старый бортник, и ограничивал, согласно грамоте, земли Степана Зализы с севера. Опричник его и за деревню не считал, со стариком, про которого ходили самые темные слухи, ни разу не разговаривал. Выглядел бортник так, словно прожил уже не век, а все три, и должен со дня на день попросить разобрать над собой в избе угол — однако каждое лето он дважды трясущейся старческой походкой выбредал из леса, оставлял на крыльце барского дома братину с медом и уходил обратно.
— Эх, помрет бортник, и не станет на земле деревни Тярлево, — в который раз покачал головой Зализа. — А жаль. И деревни жаль, и меда, что отсюда приносят, тоже жаль.
Всадники поворотили коней налево — впереди в паре верст лежало очередное болото. Огибать его пришлось почти два часа, зато перейдя вброд безымянный ручей в косую сажень шириной, засечный отряд выбрался на обширный луг, заболачиваемый по весне и осени, но зато пересыхающий летом — скачи, не хочу! Через пару верст впереди зашелестели кронами березы, окаймляющие два мелких озерца. Проход между ними имелся только один, и отряд снова сбился вместе, втягиваясь на узкую тропу. За озером тропа раздваивалась: налево, на запад, уходила дорожка к Вилози и Инойлову, угодьям служилого боярина Михайлова, и дальше, вкруг болот, на Копорье; и направо, к камышовым берегам Невской губы, к богатым уткой протокам, а если дальше — но и к самой Неве, сквозь здешние комариные топи.
На самом россохе у маленького бездымного костерка сидел на седле кудрявый рыжий воин в простенькой кольчуге с зерцалом и вдумчиво, никуда не торопясь, обгрызал голубиные косточки. Птица явно была не первой, судя по количеству перьев и костей, рассыпанных по траве. Неподалеку два расседланных коня пощипывали травку, густо растущую в редком березняке.
— Ты что здесь, Феня? — удивился опричник, поглаживая ладонью шею коня.
— Василий вчера ввечеру ладью на той стороне губы видел, — воин спешно заглотил последние кусочки мяса, уцелевшие на ребрах, отбросил обглоданный скелет и вытер пальцы о траву. — Он к горловине Ижоры поскакал следить, а я к вам навстречу.
— Кто?
— На свенов похожи, — неуверенно предположил воин. — Голов десять торчало.
— Костер жгли?
— Толку-то? Темнело…
— Седлай своего гнедого, Феофан, — распорядился Зализа, спрыгивая на землю, — поехали.
Пока рыжий засечник собирался в дорогу, остальные немного размяли ноги, позволив лошадям пощипать травку, а затем все вместе устремились по ведущей к Неве неизменно влажной тропе. Верст через пять ручей, ставший немного шире, пришлось пересечь в обратном направлении, перевалить череду поросших низким ивняком холмов. Под копытами больше не чавкало, кустарник сменился березовыми рощами, перемежающимися с небольшими прогалинами. Широкой рысью отряд преодолел последние версты и вышел к Неве точно у устья Ижоры.
21 
