8 
— Слушай, Никита, а магазин у вас в деревне есть? — вспомнил Немеровский.
— Есть, конечно.
— Не подбросишь? А то я уже принял… Я тут пол-ящика водки ливонцам проспорил. Отдать отдал, а самим теперь не хватает. И соль еще купить надо, совсем про нее забыл.
— Ты чего, дрался утром? — не понял Росин.
— А чего делать оставалось, мастер? — развел руками Миша. — Вас нет, я один, они приехали. Ну, и вызвал магистра на поединок.
— Сколько хоть продержался, вояка? — вздохнул Росин.
— Минут пять, не меньше.
— Ладно, завтра сочтемся, — махнул рукой мастер. — Авось, получится их на шлюпки посадить.
Костя Немеровскому не поверил ни на йоту. Что бы рубиться в полном доспехе целых пять минут и не свалиться от усталости, нужно быть Карлом Великим, а не прогуливающим тренировки бизнесменом.
— Так что, поехали? — Никите Хомяку не терпелось переодеться и получить в руки настоящее оружие. Наверняка, вечером вылезет на круг драться!
— Поехали, мастер, — предложил Немеровский. — Может, и ты чего нужное в магазине увидишь.
Деревенька Келыма целиком и полностью располагалась на верхушке небольшого продолговатого холма, одной стороной упирающимся в Неву, а другой — в кировское шоссе. По другую сторону шоссе продолжения поселка не имелось — нам начиналась низина, поблескивающая водой сквозь низкую траву. Получалось, за пятьсот лет селению так и не удалось вырасти из размера одной стометровой улицы, упирающейся в большой треугольный навигационный щит. По сторонам от узкой шоссейной дорожки стояло семь домов: два высоких, из красного кирпича, три обычных, но тоже кирпичных, один из сверкающих белизной цилиндрованных бревен, и один старый, темный, чуть покосившийся и изрядно заросший мхом. Рядом со своими соседями он казался неухоженной собачьей будкой с игрушечной телевизионной антенной на крыше и подсвеченными лампой от фонарика пыльными декоративными окнами.
— Видели? — притормаживая рядом с небольшим торговым павильоном, Хомяк кивнул в сторону развалюхи. — Мужик миллионер, между прочим. Я его хорошо знаю, строительством занимается. Спрашиваю, не стыдно ли жить в таком убожестве, а он говорит — что вот-вот новый дом отстроит. Просто сейчас, в данный момент, некогда. И так уже четыре года.
— Это бывает, — согласился Немеровский, выходя из машины и направляясь к павильону. — У меня соседка такая же.
Миша дождался, пока Никита Хомяк и Костя Росин выберутся на улицу, и толкнул дверь.
При виде ратника в островерхом теле, в бахтерце с золочеными пластинами и мечом на поясе, дородная девица лет двадцати в синем халате застыла, словно оглянувшаяся на Содом жена Лота. Глаза ее широко распахнулись, а челюсть начала медленно опускаться вниз.
— «Синопскую» будем брать, мастер? — оглянулся Немеровский. — Или «Пшеничную»?
— Соль, главное, не забудь, — безразлично пожал плечами Росин. — Соль у вас есть, девушка?
Продавщица медленно покачала головой.
— Да вон же, на полке стоит, Рая! — возмутился Никита. — Рая, ты чего?
— И водка на полке есть, — на всякий случай предупредил Немеровский. — Я видел.
— А… А вы кто? — ухитрилась спросить девушка не закрывая рта.
— Рая, ты чего, меня не узнаешь? — удивился Хомяк. — Это я, Никита, из пятого дома.
— Никита…
— Мы из Ленфильма, — произнес Росин волшебную фразу. — Мы тут кино снимаем.
— Ах, кино… — мир, перевернувшийся в сознании продавщицы, начал медленно возвращаться в нормальное положение. — Понятно, кино…
Она наконец-то закрыла рот и оглянулась на полки.
— А соль у меня есть, мелкая, крупная и йодированная.
— Иодированной, — решил Немеровский. — Наверное, давайте сразу ящик. И водки «Синопской» ящик.
— На меня запиши. Рая, — подал голос Хомяк. — Как обычно.
— Тогда два ящика, — обрадовался Миша. — А я за второй заплачу.
— Оба запиши, Рая.
— Тогда я…
— Стоп! — оборвал их состязание мастер. — Двух ящиков хватит за глаза и за уши. Нам еще шведов завтра бить, не забывайте. Два ящика водки и ящик соли. Все.
«Додж» Хомяка был перегорожен на два отсека, и если спереди помимо водительского и пассажирского сидения имелся самый настоящий раскладной полутораслальный диван, то сзади — обширный грузовой отсек. Три ящика просто потерялись в его утробе — Никита деловито захлопнул дверь и указал на дом напротив павильона:
8 
