очень нудно 
40 
Джулиан Сен-Клер, граф Марч, уселся рядом с Найтом в читальной комнате Уайт-клуба и без предисловий заявил:
— По городу пошли слухи, Найт. Самые неприятные. Возможно, все из-за того, что мы так громко высмеивали тебя и совсем не обращали внимания на тех дураков, которые вертятся рядом. Кроме того, нескольким таким посчастливилось видеть тебя в Пантеон-Базар.
Найт, отложив «Gazette», внимательно посмотрел на друга:
— Понимаю. Пожалуйста, продолжай, Джулиан.
— Мне отвратительно повторять это, но все считают Лили твоей любовницей, а малышку Лору Бет, естественно, твоей дочерью, К сожалению, у нее волосы почти такие же черные, как у тебя.
— Не замечал, но, по-видимому, ты прав, — кивнул Найт с ошеломленной улыбкой. — Однако глаза у нее темно-синие, совсем непохожие на мои.
— По-моему, сплетники не смеют утверждать, что все дети — твои. Ведь старшему уже девять, не так ли? Ты должен был обладать необыкновенной мужской силой к семнадцати годам, чтобы стать его отцом.
«А Лили тогда было всего десять, — подумал Найт, но ничего не сказал вслух, не желая, чтобы Джулиан узнал, как его кузен, женившись на пятнадцатилетней девочке, немедленно наградил ее ребенком».
Он попытался вслушаться в то, что говорил друг. Конечно, до самого Найта доносились какие-то слухи, некоторые знакомые холодно кивали при встрече, но он ни на что не обращал внимания. Какая бессмыслица! Никто из них не сделал ничего плохого, и он не давал себе труда задуматься над всей этой чушью. Однако, если Джулиан настолько встревожен, чтобы рассказать обо всем другу, значит, дело плохо. Хуже, чем плохо, невыносимо. Найт тихо выругался.
— Согласен, — кивнул Джулиан. — Все твои друзья и я тоже пытались рассказать правду, но это похоже на катящееся по склону колесо, и крупица истины мгновенно обрастает всякими домыслами. К несчастью, обществу просто нечем сейчас пощекотать себе нервы, никакого более пикантного скандала не случилось, и тут подвернулся ты. — Он усмехнулся:
— Никогда не видел свою жену в таком гневе. Она едва не убила леди Грегорсон вчера, на музыкальном вечере — отвратительно тоскливая штука, кстати говоря. Какое-то визгливое сопрано из Милана.
— Придется, видимо, отправить Лили И детей в Каслроз. Меня назначили их опекуном, так что Уродина Арнольд может забыть о своих сластолюбивых замыслах. — Я видел объявление в «Gazette». Это еще больше подлило масла в огонь.
Граф, которому было известно о появлении Арнольда, спросил, слегка нахмурившись:
— Надеюсь, этот тип умеет читать?
— Джулиан, тебе пора узнать, что дорогой Арнольд — настоящий сквайр, а его жена, к величайшему сожалению, — моя кузина. Конечно, спасибо за предупреждение, но…
— Но, — подхватил Джулиан, — ты уже знал о болтливых языках.
— Да, только это значительно хуже, чем можно было ожидать. Я не возил Лили ни на балы, ни на рауты, ни на музыкальные вечера только потому, что она в трауре по мужу и не любит оставлять детей одних. — Найт широко улыбнулся. — Кроме того. Лили боится, что Сэм заткнет все дымоходы и мы, кашляя и задыхаясь, вырвемся на улицу в холод и мрак в одних ночных сорочках.
— Но ты не носишь ночной сорочки.
— Значит, сгорю со стыда и приведу в смущение окружающих.
— Лили прелестна. Будь она некрасивой, сплетники, возможно, внимания бы на все это не обратили.
— Знаю. — Найт немного помолчал, задумчиво сложив пальцы домиком. — Самое странное в том, что она даже не сознает, насколько красива. Это приводит в замешательство любого, особенно мужчину, много лет вращавшегося в светском обществе. Я считал, что знаком с каждым трюком, каждым фокусом, каждым заговором, на которые способны лишь изобретательные умы маменек, желающих сбыть с рук дочек-невест. Да что я говорю, тебе самому все известно, ты столько же времени варился в этом котле.
— Верно, но не совсем. Ты действительно вынужден отослать их в Каслроз?
— Что же еще делать, черт возьми? Джулиан начал внимательно изучать аккуратно подстриженный ноготь.
— Думаю, ты мог бы жениться на Лили. Не ожидавший такого удара, Найт остался сидеть с открытым ртом, глядя на друга с таким видом, будто тот внезапно лишился разума, а заодно слуха и зубов.
— Мне еще нет сорока, — произнес наконец Найт, медленно и раздельно. — Мне двадцать семь. Остается еще тринадцать лет свободы, прежде чем я совершу… этот… поступок.
40 
