16 
Судья Ди поднялся и стал прохаживаться по кабинету.
Вскоре он нетерпеливо заговорил:
— Свержение Цзянь Моу выглядит для меня делом, которое не требует ничего, кроме военной силы, поэтому в настоящий момент оно не особенно интересует меня. Слишком похоже на игру в шахматы, когда противник и его силы известны с самого начала и не предвидится никаких неожиданностей. С другой стороны, я немало заинтригован двумя интереснейшими случаями, а именно двусмысленным завещанием наместника Да и еще не совершившимся, но ожидаемым убийством генерала Дина. Я бы хотел сосредоточиться на этих двух загадках, а вместо этого первым делом я вынужден свергать жалкого местечкового самодура! Какая нелепая история!
В гневе судья дернул себя за бороду, а затем сказал:
— Ладно, видать, с этим ничего не поделаешь! Сейчас надо перекусить, а потом мы откроем первое заседание суда.
И с этими словами судья Ди вышел из кабинета. Его помощники последовали за ним в пустую казарму, где домоправитель приготовил для них простую трапезу.
Когда они входили в казарму, Цзяо Дай сделал знак Ма Жуну, чтобы тот задержался в коридоре, и прошептал ему:
— Опасаюсь, что его превосходительство недооценивает, какая сила нам противостоит. Мы с вами опытные воины, мы знаем, что у нас нет надежды на победу. У Цзянь Моу — сто обученных бойцов; у нас, не считая самого судьи, только вы да я. До ближайшей заставы три дня скакать верхом. Не следует ли нам убедить судью не проявлять беспечность?
Ма Жун потеребил свои короткие усики.
— Судья Ди, — сказал он тихо, — знает не меньше твоего. Полагаю, он уже изобрел план действий, пригодный в нашем положении.
— Ни один хитроумный план, — заметил Цзяо Дай, — не поможет против превосходящей силы. Мы готовы на все, но что станется с женами судьи и его детьми? Цзянь не пощадит их. Считаю, что мы обязаны предложить судье сперва притворно подчиниться Цзяню, а затем продумать, как напасть на него. Через две недели у нас здесь будет полк солдат.
Ма Жун покачал головой.
— Никто не рад непрошеным советам, — сказал он. — Стоит подождать и посмотреть, что будет дальше. Нет лучше смерти, чем отважно пасть в честном бою.
— Отлично, — сказал Цзяо Дай, — присоединимся к остальным и будем молчать о нашей беседе, дабы не тревожить десятника и Дао Ганя.
Они вошли в казарму стражи и со вкусом принялись за еду.
Съев рис, Дао Гань утер рукой подбородок и сказал:
— Я служу более трех лет под началом судьи Ди и, как мне кажется, неплохо его понимаю. Но сейчас я недоумеваю, почему его так заинтересовало старое дело о наследстве и убийство, которое еще неизвестно, свершится или нет. А между тем перед нами стоит трудная и безотлагательная задача — свержение Цзянь Моу. Вот ты, Хун, знаешь его превосходительство всю жизнь. Скажи, что ты думаешь по этому поводу?
Десятник Хун доедал свой суп, придерживая усы левой рукой. Поставив миску на стол, он молвил с улыбкой:
— За долгие годы службы я понял только одно про нашего судью: не стоит и пытаться понять его!
Все засмеялись, встали из-за стола и вновь вернулись в кабинет.
Когда Хун помогал судье облачиться в церемониальные одежды, тот сказал ему:
— Поскольку у нас в управе нет слуг, то ныне вы четверо будете выполнять их обязанности.
Молвив это, судья Ди сложил ширму, которая отделяла его кабинет от зала заседаний, и взошел на помост.
Усевшись на скамью, судья повелел десятнику Хуну и Дао Ганю встать рядом, взять на себя обязанности писцов и вести протокол. Ма Жун и Цзяо Дай должны были стоять у подножия помоста в качестве судебных приставов.
Ма Жун обменялся с Цзяо Даем удивленным взглядом. Они не могли понять, почему судья так желает придать происходящему видимость настоящего судебного заседания. Глядя на пустой зал, Цзяо Дай подумал, что все это более напоминает ему театральное представление.
Судья Ди постучал своим молоточком по скамье и торжественно возгласил:
— Я, начальник уезда, открываю первое судебное заседание. Цзяо Дай, введите в зал заключенных!
Вскоре Цзяо Дай ввел шестерых разбойников и девушку, которые были связаны вместе одной длинной цепью.
Приблизившись к помосту, пленники изумились, узрев судью, в полном облачении восседающего на шаткой скамье в пустынном зале.
С бесстрастным лицом судья Ди повелел Дао Ганю записать полное имя и прежнее занятие каждого разбойника, а затем сказал:
16 
