19 
— Еще порцию, дружище? — спросил меня бармен.
— Не стоит, я еще с этой не покончил, — ответил я.
— Разве плохое пиво? — удивился парнишка.
— Нормальное.
— Этот тип был величайшим патриотом страны, — сообщил бармен.
— Какой тип? — не понял я.
— Сэм Адамc. Он примчался из Нью-Йорка в Бостон, чтобы предупредить жителей о приближении англичан. Потом он стал третьим президентом Соединенных Штатов.
— Он что, еще и пиво производил?
— Наверное, — пожал плечами парень и отошел обратно к зеркальным полкам с бутылками.
Я посмотрел на часы. До шести оставалось три минуты. Как я ни старался держать себя в руках, все же меня пробирала легкая дрожь. Похоже, мне был необходим небольшой тайм-аут. Быстро пройдя в туалет, я наклонился над раковиной и плеснул в лицо холодной водой. «Спокойно, Форсайт, — сказал я своему отражению в зеркале. — Все обойдется. Ты и не в таких переделках бывал». — «Конечно, обойдется, — ответило отражение. — Все это просто детские игрушки по сравнению с испанскими беспорядками».
Я умылся и вернулся к стойке.
Киллер заказал еще порцию «Шлитца». Белобрысый парнишка в углу так и не притронулся к пиву. Ничего не пили и несколько аккуратно подстриженных мужчин в клетчатых шортах и дорогих майках за двумя столиками у самого входа.
Гребаные федералы, подумал я.
— Так чем ты зарабатываешь себе на жизнь? — внезапно спросил у меня киллер.
— Я?.. Дома, в Ирландии, я был почтальоном, — брякнул я первое, что пришло в голову.
— Долбаные письмоноши! — выругался киллер. — Все они сволочи. Никогда ничего не приносят, кроме счетов, одни только чертовы счета день за днем!.. — с горечью добавил он.
Парнишка из графства Корк опять подошел к нам.
— Кажется, Пушкин сказал, что почтальоны — выродки рода человеческого. Быть может, он немного хватил через край, но в целом его точка зрения вполне объяснима, — проговорил он, явно пытаясь шутить.
Мы с киллером злобно покосились на него, и бармен стушевался. Не хватало еще, чтобы какой-то вшивый студент хвастался перед нами своими познаниями.
— Кто это — Пушкин? — хмуро спросил киллер, когда бармен уже не мог нас слышать. — Коммуняка, который мучил собак?
Сначала я не понял, кого он имеет в виду, но потом меня осенило.
— А-а, ты имеешь в виду профессора Павлова! — воскликнул я. — Нет, это не он.
Я как раз собирался объяснить ему, кто такой Пушкин, но тут киллер обратил ко мне широкое бледное лицо с пылающим взглядом.
— Не пора ли тебе исчезнуть, мистер почтальон из Каррикфергюса? — проговорил он негромко, с расстановкой.
— Вот допью пиво и уйду, — ответил я.
— А мне кажется, тебе лучше смыться прямо сейчас. Если, конечно, ты не ищешь неприятностей, — сказал киллер.
Я почувствовал себя тронутым. Постаравшись прогнать своего земляка из бара до того, как начнутся неприятности, киллер проявил настоящее благородство. К сожалению, уйти я не мог.
— Скоро уйду, — буркнул я.
Киллер открыл было рот, чтобы настоять на своем, но, прежде чем он успел произнести хоть слово, входная дверь отворилась.
Первыми в бар вошли телохранители Джерри. Сначала я увидел Большого Майка — Макленнага-на. Как и следовало ожидать, Большой Майк был всего пяти футов и пяти дюймов ростом. Лысый, болезненно тощий, он был одет в черную рубашку-поло и голубые джинсы. Насколько я знал, он был из Бостона; раньше Майк работал в полиции, а теперь промышлял контрабандой оружия и помаленьку букмекерствовал на скачках. Следом появился Шеймас Хьюз — мужчина пятидесяти двух лет, ростом пять футов и девять дюймов, с болезненно-желтым лицом. На нем была коричневая куртка и рубашка, как в сериале «Гавайи, пять-ноль». Еще один бостонец, еще один бывший легавый, отслуживший, между прочим, все двадцать пять лет и выработавший полную пенсию. Крепкий орешек.
А еще мгновение спустя в дверях появился Джерри Маккаган.
Я знал, что ему пятьдесят пять. При росте шесть футов весил он фунтов триста и походил на огромного медведя. Бледная кожа, рыжие волосы, грубый шрам под правым глазом (во время беспорядков в Дерри ему в лицо попала резиновая пуля). Джерри был в солнцезащитных очках, синих вельветовых джинсах, в такой же, как у Шеймаса, гавайке и в черных кожаных мокасинах. Поразительно, но с левой стороны у него на поясе висела кобура. Ее я, впрочем, заметил только потому, что сквозняк из открытой двери на мгновение приподнял полу его рубахи.
19 
