24 
— А что я могу поделать, я так тебя люблю. — В ее наивных голубых глазах мелькнул лукавый огонек. — А ты такой замечательный любовник. В этом-то кто виноват?
— Ты. Ты меня возбуждаешь. Что, по-твоему, лучше, серый плащ или коричневый?
— Коричневый. От него у тебя в глазах такие искорки… Или в этом тоже я виновата?
— Не смотри на меня так, а то я никогда не соберусь. А к утру надо все сложить. Я уезжаю завтра вечером.
Ее голубые как ирисы глаза сразу стали серьезными.
— Так скоро? О Арриго!
— У тебя будет много разных дел. Тебе некогда будет скучать.
— Я буду очень скучать! Не сердись, но я боюсь оставаться здесь без тебя. Все эти люди вокруг… Нет, твоя мать очень добра ко мне, я ей так благодарна, но без тебя мне будет ужасно одиноко!
— Все тебя любят, Челла. Помнишь, что сказал мой отец? Оставайся такой, какая ты есть, и никто не сможет устоять перед твоим обаянием.
— Но без тебя совсем не то, что с тобой. Что я буду делать, если они перестанут меня замечать, как только ты уедешь? Я все еще путаюсь с этикетом. У меня неверное произношение, как я ни стараюсь его исправить. Что, если я сделаю что-нибудь не так?
— Не волнуйся, дорогая, это вредно для маленького. Ты Мечелла — Принцесса Гхийаса. Все рады тебе. Все, что ты сделаешь, будет правильно.
— Я теперь донья Мечелла из Тайра-Вирте, — гордо заявила она. И тихонько добавила:
— Гиллас кажется мне таким далеким.
Арриго сделал то, что делают, наверное, все мужчины, утешая своих жен. Он взял Мечеллу на руки, отнес на кровать и долго предавался с ней любви среди моря шелковых простынь — голубых, как ее глаза.
А когда она уже мирно спала в его объятиях, он подумал, что еще многое мог бы сказать своей прекрасной юной жене. Она была такой чувственной и в то же время застенчивой, такой старательной ученицей в искусстве любви и такой благодарной — все это было совсем ново для него и пьянило не хуже вина. Но, поглаживая ее нежную спину, он вдруг ощутил мимолетную тоску по Тасии, по ее постели. Он соскучился по запаху ее тела, так хорошо изученного им, по той, что так тонко его понимала все эти двенадцать лет…
Он протянул руку, чтобы погладить округлившийся живот Мечеллы, — своего будущего ребенка, первого из множества сыновей. И дочерей, хорошеньких маленьких девочек с золотыми, как у Мечеллы, волосами и пленительной улыбкой. Мечелла, его жена, его Великая герцогиня, мать его детей. Он заснул счастливым, зная, что вдали от дома все его мечты будут о Мечелле.
Глава 38
Почти все жители Диеттро-Марейи собрались, чтобы встретить Арриго. От самого порта до резиденции князя улицы были заполнены народом. Люди размахивали кусками сапфирно-голубой ткани и издавали приветственные возгласы. Он был польщен и тронут, пока внезапно не осознал, что кричат они не “дон Арриго”, а “донья Аррига” — так здесь называли его жену.
Он рассмеялся и крикнул, обращаясь к Дионисо Грихальве:
— Похоже, я их разочаровал!
— Ходили слухи, что ее светлость приедет с вами! Так и оказалось. Князь Фелиссо делла Марей встретил их на лестнице у входа в резиденцию, и не успели они официально расцеловаться, как он спросил:
— А где же ваша очаровательная супруга?
— К сожалению, князь, она не смогла сопровождать меня. Она очень этого хотела, но мой отец беспокоится за внука.
— Ха! — завопил Фелиссо, и его уродливое широкое лицо просияло.
— Вы слышали? — крикнул он толпе. — Полгода не прошло, как они женаты, а он уже сделал ей ребенка! Ура донье Мечелле и ее сыну!
Подошедший украдкой Дионисо приблизил свои губы к уху Арриго и тихонько посоветовал его светлости показать портрет. Арриго кивнул. Дионисо щелкнул пальцами, и пара молодых иллюстраторов вынесла огромную, завернутую в ткань картину. Когда ткань развернули, еще одна волна приветствий прокатилась по площади. Фелиссо с шумом втянул воздух через стиснутые зубы — местный способ выражать восхищение, который Арриго находил исключительно вульгарным. Секундой позже он уже сам втягивал воздух, причем с трудом, потому что Фелиссо дал ему хорошего тычка в ребра, — местный способ приносить поздравления, который Арриго нашел исключительно болезненным.
— Матрейа э Филий, кузен, удивляюсь, как ты вообще сумел выбраться из ее постели!
Лишенный вместе с дыханием способности к членораздельной речи, Арриго выдавил из себя улыбку.
24 
