очень нудно 
116 
— Странно, — пробормотал Гиаберто. — Я думал, что хорошо знаю весь Палассо, но здесь никогда не был.
Первый раз они прошли мимо — хотя как такое могло произойти, если дверь находилась перед ними? Лишь волшебство могло быть причиной их временной слепоты. Обычная дверь и в то же время совсем необычная: старое полированное красное дерево со щеколдой из кованого железа, а по краю выписаны магические значки и многочисленные железные пластины.
Кабрал толкнул дверь. Оказалось, она не заперта на замок. Для тех, кто не знал о ней, она попросту не существовала. Элейна содрогнулась от мысли, что никто, кроме Сарио, понятия о ней не имел целых триста с лишним лет.
Они вошли. Внутри пыль лежала таким толстым слоем, что на полу остались глубокие следы от их ног. Элейна медленно поворачивалась, осматривая комнату. Несмотря на грязь и запустение, она узнала детали, виденные ею на картине: окно, туалетный столик, свечу и масляную лампу, стоящее на мольберте зеркало; покрытое густым слоем пыли, оно ничего не отражало. Не хватало только инкрустированной самоцветами книги и женщины.
— Портрет был написан здесь, — с благоговением, еле слышно сказал Гиаберто. — Может быть, тут была ее комната? Возможно, нам нужно привести ее в порядок, чтобы освободить Сааведру?
Кабрал провел пальцем по столику, и в воздух поднялись тучи пылинок.
Элейна чихнула.
— А не могли бы вы.., написать другую сторону двери и.., освобождающее заклятие, чтобы Сааведра смогла открыть ее? Разве она не пытается это сделать?
— Матра Дольча, — пробормотал Гиаберто, поворачиваясь к Элейне. — Конечно! Вероятно, не потребуется ничего более сложного. Тебе следовало родиться с Даром, ниниа мейа.
Элейна отпрянула от него.
— Прошу прощения, — поспешно сказал Гиаберто. — Не сердись, Элейна.
— Вы не имели в виду ничего плохого, тио.
— Пойдем, Элейнита. — Кабрал взял ее за руку. Вместе они вернулись в ателиерро.
Как Премио Фрато Гиаберто начал срочно отдавать распоряжения.
— Я возьму весь риск на себя, — заверил он, — потому что остальные должны сохранить силу, если меня постигнет неудача.
Элейна наблюдала за приготовлениями. Разве могла она себе представить, что станет свидетелем столь неординарного предприятия! Гиаберто взял ланцет, нагрел его в пламени свечи и, сделав надрез на руке, смешал краски с собственной кровью… Однако в воздухе не заклубился волшебный туман — впрочем, Элейна и не ждала ничего подобного. Краски выглядели точно так же, как и раньше. Гиаберто добавил туда свои слезы, слюну и мутную жидкость из заранее приготовленного флакона.
В ателиерро нашлось множество подходящих деревянных панелей. Они выбрали дубовую и прислонили к стене, потому что она была слишком большая, чтобы ставить ее на мольберт. По памяти Гиаберто нарисовал контуры двери, Элейна и Кабрал помогали ему советами. Потом он взялся за краски, и с первой попытки, на фоне выбеленной стены, перед ними возникла старая дверь из красного дерева, окованная железными пластинами с волшебными знаками, идущими по краю. И еще он вплел в рисунок символы, которые Элейна знала: лесной орех — Знание, лист плакучей ивы — Свобода, розмарин — Память.
Пробил колокол, возвещающий о наступлении полуночи и Миррафлорес, месяца цветения, плодородия и возрождения. Краска еще не успела просохнуть, а Гиаберто уже вплетал тончайшие узоры тайнописи — следы птицы на болотном песке, линии на ладони: “Чар больше нет. Приходит свобода”.
Над крышами домов забрезжил рассвет, когда Гиаберто нанес последний мазок и отступил назад.
— Матра эй Фильхо! — послышался шепот Кабрала.
Движения еще не было, но они почувствовали некое изменение, перемещение воздуха.
Дверь открыта!
Комната на огромном портрете оставалась неизменной во всех деталях. За исключением одной — она была пуста, словно в ней никогда никто и не находился. Гиаберто опустился на стул как раз в тот момент, когда щеколда на его картине отодвинулась.
Дверь открылась. Женщина осторожно переступила через невидимый порог и вошла в ателиерро. Она стояла и смотрела на них моргая — ее глаза еще не привыкли к новому освещению. Она поднесла руку к горлу, словно пыталась сказать что-то, но не могла произнести ни звука. Неуверенно подошла к стене и провела пальцами по гладкой деревянной поверхности. Потом медленно повернулась, шурша пышными пепельно-розовыми юбками, и огляделась по сторонам. Наконец подошла к Элейне, коснулась ее руки, платья, ленты на поясе. Руки у женщины оказались прохладными, но, вне всякого сомнения, она была живая.
116 
