24 
Из четвертого дневника Рафаэлла узнала, что Маргарет отомстила Гейбу Тетвейлеру. Она добралась до него, и это прекрасно. Это стоило матери около десяти тысяч долларов, но старина Гейб теперь томился в застенках луизианской тюрьмы за попытку изнасилования малолетних.
Рафаэлла произнесла:
— Ты очень хороший человек, Чарльз. Я так хотела бы, чтобы ты был моим отцом.
— Я тоже так думаю, моя дорогая.
Рафаэлла взяла мать за другую руку. Рука была холодной и безжизненной.
— Я не хочу, чтобы она умерла. Чарльз молчал.
— Она не умрет, ведь правда?
— Не знаю, Рафаэлла. По-твоему, будет лучше, если она проведет следующие двадцать лет, подключенная к этому холодному оборудованию, как растение? Мертвая, но живая благодаря всем этим машинам?
Рафаэлла положила руку матери на постель и встала.
— Кто совершил наезд?
— Никто не знает. Есть описание машины — темный седан, с четырьмя дверцами, вот и все. Кто был за рулем — мужчина или женщина, — неизвестно, парень, который стал свидетелем аварии, не может сказать наверняка. Кто бы ни был этот водитель — он был пьян, так сказали полицейские, и машина виляла вдоль дороги.
— Значит, этот пьяный врезался в нее, догадался, что дела плохи, и слинял?
— Так говорят полицейские. Они объявили розыск, но… — Чарльз пожал плечами.
— Да, я знаю, что ты имеешь в виду. Пойду погуляю. Скоро вернусь.
Чарльз внимательно посмотрел на нее.
— Не запирай все чувства внутри, Рафаэлла. Тебе не надо копить в себе эту боль. Я здесь, ты же знаешь, и я люблю тебя.
Рафаэлла только кивнула в ответ. Она вышла из комнаты, очень тихо закрыв за собой дверь.
Остров Джованни
Февраль, 1990 год
Маркус чувствовал боль, и еще он был озадачен случившимся. Почему Ван Вессел и Корбо отравились? И почему именно сейчас? Если они планировали это сделать, то почему не отравились сразу же? И почему не пришел Доминик, чтобы объяснить ему, что произошло?
Доминик ничего не сказал ему во время своего визита. Как, впрочем, и Меркел. В день гибели голландцев, после полудня, Маркус лежал в одиночестве, помирая от скуки; плечо немного болело, и он чувствовал себя одуревшим после длительного воздействия димедрола. Маркус не стал открывать глаза, услышав, как дверь тихонько отворилась. Наверное, Меркел пришел показать ему свежий номер журнала моды для мужчин, чтобы продемонстрировать дорогой костюм, который он хочет купить. Меркел уже показывал Маркусу с полдюжины подобных картинок, твердя при этом, что Маркус задолжал ему, потому что запачкал кровью весь его костюм. Все костюмы были белого цвета и походили на те, которые уже имелись у Меркела. Один раз Маркус предложил ему двубортный костюм от Армани: тогда он испугался, что Меркел вот-вот лишится чувств.
— Привет, малыш.
Маркус чуть было не застонал, но сразу же решил притвориться спящим.
— Все по-старому, — услышал Маркус ее слова, обращенные скорее к самой себе, чем к нему. Он почувствовал, как кровать прогнулась, когда она села рядом. Затем рука ее скользнула под простыню и погладила его.
«Мне не нужно этого, я не хочу!» — подумал про себя Маркус.
— Паула, ради Бога, прекрати! Я больной человек, а ты — замужняя женщина!
— Делорио все еще в Майами, и я решила поднять тебе настроение. Представь, что я твоя личная медсестра. Ты мне нравишься, Маркус, хотя иногда обращаешься со мной как последний негодяй. Но потом я начинаю думать, сколько женщин занимались с тобой любовью, и во мне загорается огонь. — Сейчас же ее ладонь легла на его ягодицы, и Маркус сразу плотно сдвинул ноги. Это не помогло: длинные пальцы скользнули между ног Маркуса и дотронулись до мошонки.
— Паула, прекрати! — Он приподнялся, пытаясь перевернуться, но боль помешала ему. Маркус задохнулся и снова замер.
— Лежи, малыш, ты просто лежи. Паула сделает тебе хорошо.
— Убирайся, — потребовал Маркус, но голос его прозвучал тихо и невнятно, и, что невероятно, он был тверд, как камень.
Потом Паула помогла ему лечь на бок, чего он никак не ожидал, поскольку для этого ей потребовалось отнять от него руки. Но только на секунду.
Затем Паула спустила простыню, и теперь он лежал голый, возбужденный, а она смотрела на него, улыбаясь, и прижимала его к своему телу.
— Очень впечатляет. И давно это, Маркус? Мне правится, когда мужчина восхищается мной. Давай посмотрим, как далеко может зайти это восхищение?
24 
