очень нудно 
91 
Д-дада-х!!! Чурбак улетел в снег, и холопы радостно взревели, словно команда земляков загнала шайбу в ворота. Двое сбегали, вернули мишень на место. Зверев опять прицелился…
— Есть!
Зрители ринулись к чурбаку, а Зверев потер плечо, совершенно потерявшее чувствительность, и принялся перезаряжать ружья.
— Никак, не слышишь меня совсем?
Андрей вздрогнул, поднял голову. Прямо перед ним гарцевал на любимом гнедом мерине боярин Василий Ярославович:
— Кричали тебе со стены, кричали. Ровно оглох совсем.
— Прости, отец. Эти ружья так грохочут, что вправду глохнешь на время.
— Помыслил я, не так интересно по дереву из пищали палить. Ты по настоящему доспеху попробуй. Пахом, повесь.
Боярин снял с луки седла и протянул Белому кирасу с широким крестом на груди. Ту самую, с убитого в замке рыцаря. Дядька кивнул, побежал к горе, повесил кирасу на чурбак, вернулся назад.
— Ну, покажи, сынок, чего у тебя получается?
Зверев кивнул, выдернул из замков старые, прогоревшие фитили, вставил новые. Мигнул Белому. Тот высек искру, поджег. Новик тщательно прицелился, плавно спустил курок. Ружье грохнуло, ударило его в плечо, дым опять закрыл всякий обзор, медленно поднимаясь кверху. Однако, судя по крикам, в цель он все-таки попал.
— Глянем… — Василий Ярославович поскакал вперед. Когда Андрей добежал до мишени, боярин был уже там, довольно поглаживая усы.
— Ну, и что проку с твоей пищали?
Место попадания было видно отлично — кираса в этом месте прогнулась сантиметра на три. Однако пробить ее пуле не удалось.
— Белый, ставь…
Боярин пришпорил коня, умчался метров на триста, выхватил лук и, когда холопы разошлись, одну за другой выпустил три стрелы. Со звонким металлическим позвякиванием они одна за другой, проткнув тонкое железо кирасы, вошли глубоко в дерево.
Андрей прикусил губу, поднял второе ружье, поставил на сошку, прицелился, выстрелил. Чурбак кувыркнулся в снег. Все устремились к горе. И опять на кирасе, доставшейся от убитого крестоносца, осталась только вмятина, пусть и достаточно глубокая.
— Вот видишь, сынок, — усмехнулся с седла Василий Ярославович. — Пустое баловство оно, пищали эти. То ли дело лук! Им ты любую броню пробьешь. Я бьет он куда как дальше, и промахов меньше получается. Бросай ты это дело, не трать время понапрасну.
— Не гневайся, что перечу, боярин, — кашлянул Пахом, — дозволь слово молвить.
— Ну, говори, Белый.
— Стреляешь ты ладно, батюшка наш, спору нет. Да ведь сам ведаешь, чтобы повалить ворога насмерть, ему в сердце али в лоб попасть надобно. Коли не попал, он еще долго драться сможет, пока помрет. В сече ведь боли иной раз и вовсе не чуешь. Пока кровь вытечет, пока силы уйдут. А от такого удара, что из пищали новиковской выходит, любой рыцарь враз из седла вылетит. Да опосля еще дня два отлеживаться будет, пока снова меч в руки возьмет. Жив, может, и останется. Однако же в битву уж точно не вступит. Ты прости старика, что перечу.
— Какой из тебя старик, Пахом? Не прибедняйся. А что после пищального жребия рыцарь весь день лежать будет, так то я и сам понимаю. Однако же пока ты раз из нее пальнешь, я уж весь колчан расстрелять успею.
— Не гневайся, батюшка Василий Ярославович, однако же вспомни, сколько серебра ты за лук свой отсыпал? Оттого у нас их всего пять штук на всю усадьбу. А пищали эти мы вчерась сами за полдня смастерили. Да стволы эти по рублю за пару в любой кузне сделать можно. Чай, не бахтерец, мастерства большого не требует. Ты пищалями такими через месяц каждого холопа снарядить сможешь и казны при этом не растрясешь.
— Этакую тяжесть за ради одного выстрела таскать? — Боярин поморщился и отрицательно покачал головой. — Особливо, когда выстрел морокой долгой предваряется? Заряди, снаряди, зажги. Да еще и попасть с нее надобно. Нет, Пахом. Уж лучше лук еще один купить, нежели полста таких безделиц. Больше пользы выйдет. Ни зелья тебе огненного не надобно, ни свинца, ни тяжести лишней в обозе. Пучок стрел на бок, лук в руку. Коли Бог даст, един лучник и полста ворогов отгонит. А с этого… Раз пальнул, тебя и зарубили. Бросай эту глупость, сынок. Не будет с пищалей толку.
Боярин Лисьин, наверняка гордый успешно проведенным уроком, умчался к усадьбе. Пахом, поднатужившись, водрузил наряженный в кирасу чурбак на пень, принялся выдергивать стрелы.
— Да ты не огорчайся, новик, — утешил он Андрея. — Зелье огненное — штука полезная. Но тяжелая больно. Как самострел. От маленьких проку нет, а большие тяжелые. Зато на стенах крепостных они в самый раз будут. Особливо дробом по пешим ворогам при штурме стрелять. Целые просеки прокладывает.
91 
