очень нудно 
78 
— Это очень подходящее место для поиска корней.
— Вы слышали об убийстве в Гарше?
— О старике, которого порезали на мелкие кусочки?
— Да. В одном из его писем есть название Кисиловы, написанное кириллицей.
— А какое отношение это имеет к дедушке? Адрианус сказал, что ваша поездка связана с дедушкой.
Адамберг посмотрел в окно. Надо было срочно что-то придумать, а у него это плохо получалось. Зря он не сочинил заранее какую-нибудь правдоподобную историю. Нельзя же сообщать молодому человеку, что маньяк по прозвищу Кромс отрезал ступни у его дедушки. Такие вещи могут перевернуть душу любящего внука и навсегда испортить его легкий, веселый характер.
— Данглар, — произнес наконец комиссар, — часто слушал рассказы Славка. А Данглар собирает знания, как белка орехи — в гораздо большем количестве, чем ей понадобится на двадцать голодных зим. Он смутно помнит, что Славко рассказывал ему о некоем Воделе — так звали убитого, — который вроде бы одно время жил в Кисилове. Кажется, он там скрывался от каких-то врагов.
История была не самая убедительная, но дело спас колокол, приглашавший на ужин. Путешественники решили поужинать в купе, как подобает важным шишкам. Владислав спросил у официанта, что такое «морские язычки а-ля Плогофф». Тот по-итальянски объяснил, что это морские язычки, приготовленные на бретонский манер, в соусе из венерок — моллюсков, доставленных прямо из городка Плогофф, который находится в Бретани, на мысе Ра. Официант принял у Владислава заказ, но похоже, подумал, что этот парень в футболке, с неевропейским лицом и густой черной порослью на руках, вряд ли может быть важной шишкой, равно как и его спутник.
— Если ты волосатый, — сказал Владислав после ухода официанта, — они дают понять, что твое место — в вагоне для скота. Это я унаследовал от матери, — меланхолично добавил он, дернув себя за волоски на руках, а затем вдруг разразился хохотом, внезапным, как треск разбившейся вазы.
Смех у Владислава был необычайно заразительный, казалось, он может смеяться просто так, без всякого повода.
После морских язычков а-ля Плогофф, вальполичеллы и десерта Адамберг улегся на кушетку и раскрыл папки с досье. Все прочесть, все пропустить через себя. Для него это было самой трудной частью работы. Перебирая ворох бумаг — выписки из архивов, доклады, сводки, — он терял ощущение живой жизни.
— Как вам удается находить общий язык с Дангларом? — неожиданно произнес Владислав, отрывая Адамберга от чтения справки из немецкой полиции на фрау Абстер, семидесяти шести лет, проживающую в Кёльне. — А вы знаете, что он глубоко уважает вас, хоть вы и действуете ему на нервы?
— Данглару все действует на нервы. Он взвинчивает себя сам, без посторонней помощи.
— Он говорит, что не может вас понять.
— Как вода не может понять огонь, а воздух — землю. Но я скажу так: если бы не Данглар, Контора давно бы уже плыла по воле волн и в конце концов наскочила бы на скалы.
— Например, на скалы у мыса Ра. Где находится городок Плогофф. Вот было бы забавно. И там, изрядно потрепанные кораблекрушением, вы с Адрианусом утешились бы, наслаждаясь морскими язычками, которые впервые попробовали в поезде Венеция — Белград.
Работа над досье не продвигалась: Адамберг застрял на пятой строчке анкеты фрау Абстер, проживающей в Кёльне, дочери Франца Абстера и Эрики Плогерштайн. Данглар не предупредил комиссара, что ехать придется с болтуном: ему и так было трудно сосредоточиться, а тут еще Владислав все время втягивал в разговор.
— Мне удобнее читать стоя, — произнес Адамберг и поднялся с места.
— Потрясающе.
— Я оставлю вас, выйду погулять в коридор.
— Выходите, гуляйте, читайте. Ничего, если я здесь покурю? Я потом проветрю.
— Курите.
— Несмотря на мою волосатость, я не храплю. Как и моя мать. А вы?
— Иногда похрапываю.
— Ну и ладно, — сказал Владислав, доставая папиросную бумагу и курево.
Адамберг выскользнул за дверь. Если повезет, то, когда он вернется, Владислав будет плавать на облаке дыма, пахнущего марихуаной, и безмолвствовать. Он прогуливался по коридору с двумя папками, розовой и зеленой, пока не погас свет. Владислав спал с улыбкой на губах, голый по пояс, мохнатый и черный, как кот на ночной улице.
Адамберг заснул быстро, но, как ему казалось, неглубоким, тревожным сном, положив руку на живот; может быть, на него плохо подействовал рыбный деликатес, съеденный за ужином. Или мучила мысль о том, что в его распоряжении всего пять-шесть дней. Задремав на несколько минут, он просыпался, потом засыпал опять, а в коротких, прерывистых сновидениях воевал с деликатесом а-ля Плогофф, который явно вознамерился просверлить дырку у него в голове и отравить ему всю ночь. Анкетные данные фрау Абстер прокрались в ресторанное меню и перемешались с морскими язычками, возвещая о себе такими же изящными, затейливыми буквами. Бесконечные нити сплетались, спутывались, и Адамберг перевернулся на другой бок, чтобы стряхнуть с себя это идиотское наваждение. Или не идиотское? Он открыл глаза, мгновенно узнав тревожный сигнал, который обычно срабатывал у него еще до того, как он успевал понять, в чем дело.
78 
