84 
Здесь, в Кисилове, люди постоянно улыбались — возможно, именно этой местной особенностью следовало объяснить «легкий, веселый характер», которым отличались дедушка и внук, Славко и Владислав. Размышляя о предках и потомках, Адамберг вспомнил про собственного сына. На несколько секунд он мысленно перенесся куда-то в Нормандию, где сейчас находился малыш Том, а затем слез с перины. Он сразу полюбил эту бледно-голубую, обшитую тесьмой перину с потертыми уголками, более уютную, чем ярко-красный пуховичок, который когда-то подарила ему сестра. Здешняя перина пахла сеном, или одуванчиком, или даже ослом. Когда он спускался по узкой деревянной лестнице, в заднем кармане, словно испуганный сверчок, застрекотал телефон, щекоча ему поясницу. Сообщение от Данглара. Ответ майора был кратким и резким: «Абсурд».
Владислав уже ждал его за столом, держа в руках нож и вилку вверх остриями. Dunajski zrezek, венский шницель, сказал он, указывая на тарелку, и чувствовалось, что он проголодался. К ужину Владислав надел белую футболку: от этого густая черная поросль у него на руках стала еще заметнее. Она доходила до запястий и останавливалась, точно волна, избывшая свою силу: ладони на тыльной стороне были белыми и гладкими.
— Осмотрели окрестности? — спросил молодой человек.
— Дунай и опушку дремучего леса. Одна местная женщина пошла за мной и стала уговаривать, чтобы я не ходил туда. В смысле, не ходил в лес.
Адамберг взглянул на Владислава, но тот ел, низко наклонившись над тарелкой, и его лица не было видно.
— А я все-таки пошел, — продолжал Адамберг.
— Потрясающе.
— Скажите, что означает эта фраза? — сказал Адамберг, кладя на стол листок из блокнота, на который он переписал надгробную надпись.
Владислав схватил салфетку и вытер губы.
— Так, всякие глупости, — произнес он.
— Да, но какие конкретно?
Влад недовольно запыхтел:
— Все равно рано или поздно вы докопались бы. Раз вы здесь, этого не избежать.
— Ну и что?
— Я же сказал вам: они не хотят говорить на эту тему, вот и все. Плохо уже то, что местная жительница видела, как вы туда идете. Не удивляйтесь, если завтра вас попросят уехать. Хотите продолжать расследование — не раздражайте их. Ни этим, ни разговорами о войне.
— О войне я ничего не говорил.
— Видите того типа, сзади нас? Видите, что он делает?
— Вижу. Он рисует фломастером на тыльной стороне ладони.
— Он занят этим с утра до вечера. Рисует кружки и квадратики, оранжевые, зеленые, коричневые. Он был на войне, — понизив голос, добавил Владислав. — С тех пор он разрисовывает себе руку и все время молчит.
— А другие мужчины?
— Кисельево не особенно пострадало. Потому что у здешних жителей не принято оставлять женщин и детей одних в деревне. Многим удалось спрятаться, многие остались. Не надо говорить про лес, комиссар.
— Но это связано с моим расследованием.
— Плог! — произнес Владислав и показал средний палец, что придало его любимому междометию новый смысл. — Не вижу никакой связи.
Даница, успевшая гладко причесать свои непослушные белокурые волосы, принесла десерт и торжественно поставила на стол две маленькие рюмки.
— Поосторожнее, — предупредил Влад. — Это ракия.
— Что это означает?
— Фруктовая водка.
— Я про надпись.
Влад с улыбкой отодвинул листок: как все, кто изучал историю Кисиловы, он знал эту надпись наизусть.
— Только невежественный иностранец не содрогается, когда слышит это страшное имя — Петер Плогойовиц. Его история так знаменита в Европе, что уже нет необходимости ее рассказывать. Спросите Данглара, он-то, конечно, в курсе.
— Я с ним говорил. Он знает.
— Другого я от него и не ждал. Что он сказал по этому поводу?
— «Абсурд».
— Адрианус никогда меня не разочаровывал.
— Влад, что написано на надгробии?
— «Ты, остановившийся перед этим камнем, иди своей дорогой, не прислушивайся, не срывай здесь цветы. Здесь лежит проклятый Петар Благоевич, умерший в тысяча семьсот двадцать пятом году шестидесяти двух лет от роду. Да отыдет его окаянный дух, дав место покою».
— Почему там две фамилии?
— Это одна и та же. Плогойовиц — австрийский вариант Благоевича. В его время этот край был под властью Габсбургов.
— Почему он назван проклятым?
— Потому что в тысяча семьсот двадцать пятом году крестьянин Петер Плогойовиц умер в Кисилове, своей родной деревне.
84 
