очень нудно 
104 
Когда сзади вдруг раздался топот подков, у него душа ушла в пятки. Он быстро повернул Папоротника в придорожные заросли и зажал ему ноздри, чтобы пони не мог заржать.
По дороге ехали три человека. Когда они приблизились, он ясно услышал их разговор.
— Пусть ума у нее и мало, а я все равно на ней женюсь.
— Нет, она будет моей, олух ты деревенский! Ее папаша дал мне обещание, а лэрд сказал, что объявит в церкви о нашей женитьбе.
Третий всадник расхохотался — смех у него был самодовольный, торжествующий. Потом он смачно сплюнул и сказал:
— Оба вы попали пальцем в небо, ребята. Разве вы не знали, что я уже переспал с ней и она теперь моя? Я скажу лэрду, и дело будет слажено: он объявит, что мы с ней поженимся. А вам, ребята, я скажу еще кое-что: хоть ума у нее и мало, зато титьки большие.
Послышались яростные крики и брань, кони ржали и сталкивались друг с другом. Филип стоял и ждал, затаившись в зарослях, молясь о том, чтобы драка поскорее закончилась и самый сильный из трех получил девушку, у которой мало ума, а двое остальных убрались к дьяволу.
Потасовка продолжалась минут десять. В конце концов, кто-то громко выругался, и тут же прогремел пистолетный выстрел. О Господи, подумал Филип и, давясь, сглотнул ком, вставший в горле.
Сразу после выстрела раздался истошный вопль, потом воцарилось гробовое молчание.
— Ты убил Дингла, дурак!
— Ну и что с того? Он с ней переспал, стало быть, сам напросился.
Второй всадник застонал, как от зубной боли, и заорал:
— А что, если у нее в утробе уже зреет его семя? Ты дурак, Элфи, набитый дурак! Теперь Макферсон выпустит нам кишки и велит подать их к завтраку.
— А мы ему ничего не скажем. Дингла шлепнули не мы, а проклятые Кинроссы, понял? Поехали!
Они уехали, оставив третьего на дороге. Филип немного постоял в нерешительности, потом привязал Папоротника к тисовому кусту и осторожно подошел к дороге. Дингл лежал на спине, широко раскинув руки и ноги. На его груди расплылось огромное красное пятно, глаза были удивленно раскрыты, зубы злобно оскалены. Сомнений не было — он был мертв.
Филипа вырвало. Он бросился обратно к Папоротнику, вскочил в седло и поскакал дальше.
Он узнал убитого Дингла, известного на всю округу забияку и одного из самых злобных бойцов на службе у Макферсонов.
Отец как-то показал его ему, сказав при этом, что Дингл — кретин и отличный образчик того сорта людей, которые служат у Макферсонов.
Филип скакал, пока Папоротник не начал задыхаться. Он позволил пони перейти на шаг и в конце концов задремал в седле. Через какое-то время Папоротник разбудил его, слегка ткнув мордой. Филип, не зная, сколько времени он проспал, испугался. Но его пони уже не мог скакать галопом, и ему пришлось продолжать путь шагом. Вскоре на дороге появилось еще несколько мужчин и женщин в крестьянской одежде. Что они делали там в середине ночи, так и осталось тайной. Филип не стал заговаривать с ними, хотя один из мужчин что-то закричал ему вслед, когда он проехал мимо.
В четыре утра он уже плыл на пароме в Эдинбург, отдав его хозяину все шиллинги, взятые им из денежного ящика отца, кроме одного. На время плавания Филип примостился в щели между мешками зерна, чтобы хоть немного согреться. Он добрался до городского дома отца только в начале седьмого. Перед этим он добрый час проплутал по улицам, разыскивая дом Кинроссов, и был уже готов расплакаться, когда наконец увидел его.
Энгус, зевая, открыл ему дверь и, так и не закрыв разинутого рта, в изумлении уставился на маленького сына своего хозяина.
— Ох ты Господи, да ведь это молодой хозяин! Вот лэрд обрадуется! А кто с вами приехал?
— Скорее веди меня к отцу, Энгус. Я должен сейчас же с ним увидеться.
Пока Энгус таращился на него, пытаясь собраться с мыслями, Филип прошмыгнул мимо него и побежал вверх по лестнице. Он продолжал мчаться со всех ног, пока не добежал до спальни лэрда и не распахнул ее двери, так что они с грохотом ударились о стены.
Колин тотчас проснулся и рывком сел в постели.
— Силы небесные, Филип! Какого черта ты тут делаешь?
— Папа, скорее, скорее едем домой. Синджен больна, очень больна.
— Синджен, — тупо повторил Колин, не понимая, о ком идет речь.
— Твоя жена, папа, твоя жена! Да скорее же, едем, едем! Филип уже стягивал с него одеяло, сам не свой от страха и от облегчения, что он наконец-то добрался до своего отца.
— Джоан больна?
— Не Джоан, папа, а Синджен. Пожалуйста, поспеши. А то тетя Арлет даст ей умереть, я это точно знаю.
104 
