16 
А все потому, что помощник Великого Магистра Ливонского Ордена Готард Кетлер оказался излишне честным человеком. Он сохранил католическую веру тогда, когда больше половины рыцарей перекинулись к учению Лютера; он сохранил целибат в то время, как все вокруг рвали свои клятвы и брали жен; он сохранил верность единственной женщине, простой горожанке тогда, когда даже те, кто по своей воле захотел вступить в брак, не помнили имен всех своих дам, а возле каждого орденского замка уже скоро сто лет, как пристраиваются дома терпимости. И в конце концов — он не отказался от собственного сына, в то время как это делал хоть раз в жизни каждый мужчина.
Только благодаря честности крестоносца мальчик по имени Иван смог вырасти в достаточно зажиточном доме, получить отличное воспитание в Кельнском университете, а вернувшись назад — вопреки всем существующим правилам и законам, стал рыцарем Ливонского Ордена. И не просто рыцарем: он смог, где с помощью отца, где своей волей, получить золото и набрать армию для похода в русские земли, дабы подтвердить свое право на звания и регалии, полученные с помощью всем известного, но так и не поделившегося своим именем родителя.
— Кнехты поднимаются, или еще ползают по своим подстилкам?
— Поднимаются, мой господин, — кивнул де Леке.
— Хорошо, — кивнул рыцарь, — оставь мою кирасу и помоги надеть поддоспешник.
Сын Кетлера внял совету отца и вместо красивых и дорогих курток и колетов взял в зимний поход дублет из толстого грубого войлока с застежкой на спине и кольчужными накладками под мышками, на груди и по бокам. Ради возможности носить этот дублет он пожертвовал даже тонкой турецкой кольчужкой, которую всегда поддевал под доспех — на всякий случай. Пожалуй, теперь только эта войлочная рубаха, надетая поверх шерстяной, и спасала его от лютого холода, не давая промерзшей стали прикоснуться к телу. А что она напоминает грубую попону лошади нищего серва — так под железом все равно никому не видно.
— Ну, и где они? — недовольно буркнул кавалер, когда оруженосец перестал возиться у него за спиной.
Полог откинулся, словно кнехты дожидались приказа командующего у входа, внесли и поставили на Стол блюдо с обжаренным на костре гусем, украшенный темными сапфирами медный кубок и кувшин с высоким тонким горлышком персидской работы. Рыцарь, стараясь хоть как-то соответствовать древнему облику крестоносца, чурался излишней роскоши и обходился в посуде без золота и серебра.
Присев к столу, кавалер Иван сперва выпил бокал подогретого вина, отвернул гусю ногу, крыло, вспорол кинжалом грудь и отрезал немного мяса вместе с похрустывающей на зубах кожей, поднялся, поманив дворянина:
— Курт, давай.
Рыцарь отлично знал, что если не дать оруженосцу несколько минут для завтрака, то собирающие шатер рабы моментально сожрут все, не оставив де Лексу ни косточки. Тот торопливо перекусил, растер гусиный жир по рукам — чтобы не так мерзли, налил себе вина, выпил. Теперь настала пора заняться одеждой.
Кнехты кинулись убирать стол, походный складень с иконами, сворачивать постель, а Курт тем временем, приложив господину на грудь его красивую кирасу работы итальянских мастеров, поднял наспинник, перекинул через плечи ремни, стянул половинки доспеха поверху, затем по бокам. Отошел за ножными доспехами, а командующий поводил плечами, привыкая к новому состоянию.
Помимо огромной стоимости, любые цельнокованые доспехи объединяла еще одна беда — их следовало изготавливать по фигуре рыцаря. Каждая откованная молотком ремесленника деталь обязана не просто вставать на свое место, а хорошо облегать тело заказчика, не оказаться длиннее или короче, не сжимать и не натирать. Кавалер Иван, а точнее — его отец, мог себе позволить выписать из Италии изготовленный по снятым меркам нагрудник, а затем в Саксонии, в самом Дрездене дополнить его всеми остальными, менее заметными, но не менее важными деталями. А вот на оруженосце выданная начетником кираса постоянно съезжала набок, не очень понятно почему. То ли плечи он держал не так, как неведомый уже рыцарь, для которого ее изготавливали, то ли ремни иначе затягивал. При попытке стянуть половинки туже Курт почти совершенно терял способность двигаться, если не стягивать — нагрудник натирал правую ключицу и край шеи сзади, заметно выпирая на левую сторону.
Причем его оруженосец мог хотя бы выбрать то, что подходило ему больше всего остального. А призванным к оружию сервам кирасы выдавались зачастую просто наугад. В лучшем случае, они менялись между собой, в худшем — подкладывали под кирасу тряпье или лесной мох, поддерживали ее при ходьбе за края, просто снимали и несли на спине, торопясь надеть только при угрозе схватки. Некоторые и вовсе предпочитали драться беззащитными.
16 
