очень нудно 
209 
Первым дар слова обрел Масуль. Голосом, похожим на скрип ножа по стеклу, он сказал Мийону:
— Кажется, ничто не доказано. За исключением того, что они и не могут ничего доказать.
Самозванцу негромко, но яростно ответил Тилаль:
— Закрой рот, пока я не вырезал в тебе еще одну дырку — ему для компании!
— Это что, угроза? — весело спросил довольный Масуль.
Гемма, прильнувшая к груди Тилаля, гордо выпрямилась.
— Ублюдок! — гневно прошипела она. — Лживый ублюдок! Угроза? Да я сама вручу ему меч, чтобы он сделал это!
Рохан опустился на корточки рядом с Ллейном. Его горло свело судорогой, мешавшей задать вопрос, ответ на который мог оказаться страшным.
Невозможно. Андраде не могла умереть. Рохан стиснул плечо Уриваля, и тот на мгновение поднял голову. В его золотисто-карих глазах не было осуждения. Только смертельная мука.
Андраде слегка пошевелилась и открыла бесцветные, мутные глаза. При виде Рохана на ее губах появилась слабая улыбка.
— Поль, — выдохнула она. — Спасен? Он безмолвно кивнул.
— Сьонед?
Он снова кивнул, и лицо Андраде стало спокойным. Очень тихо она позвала его по имени, и в голосе ее звучала такая любовь, что у Рохана чуть не разорвалось сердце.
— Не ругай меня, — пробормотала она прерывающимся голосом. — Прости…
Простить ee . Он задохнулся и прикоснулся к лицу тетки. Кожа была холодной.
— Пожалуйста… Андраде, пожалуйста…
— Прости… Я не смогла… доказать… — Ее взгляд тут же затвердел. — Убей его, — отчетливо произнесла она.
Рохан кивнул еще раз. Андраде нашла глазами Ллейна, и лицо ее приняло привычное властное выражение.
— Он умрет, — сказал ей Ллейн. — Прощай, мой друг.
Успокоившаяся Андраде опустилась в объятия Уриваля и посмотрела на него снизу вверх. Еще одна тихая, ласковая улыбка приподняла уголки ее губ. И когда свет исчез из глаз Андраде, она все еще смотрела на него.
* * *
Никому другому он не позволил бы притронуться к ней. Он сам снес ее с холма, слепой от слез, которые холодный вечерний воздух превращал в бежавшие по щекам ледяные ручьи. Они шли следом: принцы и фарадимы, враги, друзья, кровь от ее крови, люди, созданные Ролстрой и ею… Он крепко прижимал ее к себе, видя, как ветер шевелит серебристые пряди над ее лбом, видел, как свет восходящих лун заставляет мерцать ее десять колец, цепочки и браслеты. Скоро он снимет их — все, кроме десятого кольца на среднем пальце левой руки — и раздаст родственникам. И одно из них достанется на память Сьонед. Но десятое кольцо он оставит на том пальце, на который надел бы свое кольцо, если бы задолго до того ее не призвала Крепость Богини. А тонкие цепочки он оставит себе.
Он слышал, как другие исчезали, подходя к освещенному факелами лагерю. Кое-кто тихо плакал, остальные их успокаивали, что-то бормоча о скорби и политических последствиях… Он внес ее в белый шатер и осторожно положил на кровать.
Верховный принц был единственным, кто дерзнул последовать за ним. Рохан взял висевшее в изножье легкое одеяло и бережно укрыл тетку.
— Они с моей матерью были близнецами, но не слишком походили друг на друга, — тихо сказал он. — А сейчас их лица стали одинаковыми.
Уриваль понял. Милар всегда была ослепительной, яркой красавицей. Гладкое лицо мертвой Андраде тоже стало прекрасным; его спокойствие заставляло забыть о том, что в этом теле жил беспокойный, нетерпеливый дух, сегодня вечером вырвавшийся на свободу. Он сложил ее руки на одеяле и кончиком пальца по очереди притронулся к каждому кольцу.
— Прости меня, — прошептал Рохан.
Уриваль посмотрел в его глаза и покачал головой.
— Ты лучше всех знаешь, что она никогда бы не сделала того, чего не хотела сама.
— Если бы я не…
Он нетерпеливо вздохнул. Неужели Рохан не мог переживать свою вину где-нибудь в другом месте и с миром оставить его наедине с нею?
— Если бы не было Звездного Свитка, если бы сучки Янте и Пандсала не устраивали заговоры, если бы Андраде не приняла Сьонед в Крепость Богини… Я мог бы продолжать до бесконечности. Прощать тут нечего. — Он помолчал и пожал плечами. — Может быть, когда-нибудь ты поверишь этому.
— Может быть…
Они долго сидели молча. Наконец Уриваль сказал:
— Ты должен знать. Ее кольца и титул унаследует Андри.
— Андри? Голубые глаза почти того же цвета, что и у Андраде, так же оценивающе прищурились. Уриваль понял, что эхо воспоминаний о ней будет преследовать его до конца жизни. Но никогда ее черты и манеры не повторятся в ком-нибудь другом. Никогда.
209 
