очень нудно 
45 
Стук.
Она поднялась и выскользнула из кровати.
Стук.
Салли и не думала о том, что под окном нет достаточно высокого дерева, пока, откинув занавеску, не уперлась взглядом в отвратительно белое, ухмыляющееся лицо.
Амабель нашла ее на полу посреди комнаты. Окно было распахнуто, занавески развевались снаружи на ветру. Салли стояла на коленях, обхватив себя руками, и кричала, кричала... пока крик не иссяк в горле и изо рта уже не вылетало ни звука.
Квинлан принял решение немедленно:
– Я забираю ее с собой в гостиницу. Она останется со мной. Если случится что-то еще, я буду рядом и займусь этим.
Салли позвонила ему полчаса назад, задыхаясь, выдавливая из себя слова вперемежку со вздохами и умоляя, чтобы Джеймс пришел и заставил отца оставить ее в покое. Он слышал в отдалении голос Амабель. Она убеждала Салли, что та сейчас не в состоянии говорить по телефону с кем бы то ни было, а меньше всего с этим мужчиной, которого и не знает толком. Амабель говорила, что Салли просто взволнована, возбуждена, в окне, разумеется, никого не было, поэтому лучше положить трубку. «Это всего лишь фантазия, вспомни только, что ты перенесла».
Амабель продолжала говорить, не обращая внимания на Квинлана.
– Детка, просто задумайся. Ты спала и во сне, услышала, как ветер издает за окном странные звуки. Тебе снился сон, как и все предыдущие разы.
Я готова поклясться, что ты еще не проснулась, даже когда отдергивала занавески.
– Я не спала. Ветер меня разбудил. Я лежала в постели. А потом раздался этот стук.
– Детка...
– Это не имеет значения, – сказал Квинлан, теряя терпение и понимая, что, если так пойдет дальше, скоро Салли и сама будет считать, что сошла с ума и навоображала все это. Квинлан молил Бога, чтобы Салли так не решила. Но ведь девушка провела в той лечебнице шесть месяцев. Она страдала манией преследования, именно так значится у нее в досье. Еще у нее были депрессия и склонность к самоубийству. Они беспокоились, что она причинит себе вред. Врач не хотел ее выпускать. Теперь они хотят вернуть ее обратно, и первый, кто этого хочет, ее муж. Интересно, законно ли помещать в лечебницу человека, который не дает на то добровольного согласия? И почему родители Салли ничего не предпринимали по этому поводу? Или они тоже считали, что она чокнутая? Но ведь она человек, обладающий законными правами. Нужно еще проверить, как они сумели обойти этот пункт.
А сейчас Квинлан сказал:
– Амабель, не могли бы вы уложить вещи Салли? Я бы хотел, чтобы все мы успели еще немного посла ть до утри.
Амабель поджила губы.
– Салли – замужняя женщина. Она не должна уходить с ними.
Салли вдруг начала хохотать, это был низкий, хриплый, очень неприятный смех. Амабель была так поражена, что от неожиданности даже не нашлась, как реагировать. Она молча отправилась наверх собирать дорожную сумку Салли.
Через тридцать минут, уже после четырех утра, Квинлан привел Салли в свою комнату в башне.
– Спасибо, Джеймс. Я так устала! Спасибо, что вы за мной зашли.
Он за ней зашел, еще бы! Да он примчался в один миг, чтобы только ее заполучить! Проклятие, ну почему все, абсолютно все оборачивается не так, как должно было, не так, как он планировал? Он оказался в самой середине запутанной головоломки, и все, что есть в его распоряжении, – разрозненные кусочки, причем не похоже, что они вообще когда-нибудь могут сложиться в единую картину. Квинлан уложил Салли в постель, подоткнул со всех сторон одеяло и, не задумываясь о том, что делает, легонько поцеловал ее в губы. Она никак не отреагировала, только посмотрела на него.
– Спите. – Джеймс осторожно отодвинулся, убрал с ее лица выбившуюся прядку волос и убавил яркость настольной лампы. – Со всем этим мы разберемся. Можете больше не волноваться.
Черт, это было больше, чем просто обещание, и это его серьезно пугало.
– Он так и сказал мне по телефону – что он уже идет за мной. Скоро, сказал он, очень скоро. Он ведь не врал, правда? Он здесь, Джеймс.
– Да, кто-то здесь есть. Мы займемся этим завтра, а сейчас спите. Кто здесь есть наверняка, так это я, и я больше не собираюсь оставлять вас одну.
Обычно она бывала одна. Вначале некоторые пациенты еще пытались заговаривать с ней – на свой манер, – но она просто от них отворачиваясь. На самом деле это не имело никакого значения, потому что большую часть времени ее разум пребывал в каком-то замутненном состоянии. Мозг находился в таком полнейшем разладе со всем, что она была способна различить во внешнем мире или внутри себя, что она чувствовала себя так, словно потерялась в темной пещере. Или, наоборот, воспарила в безвоздушном пространстве. Здесь не было никакой реальности, не было подъема в пять утра, чтобы пробежаться вверх по Эксетер-стрит до Конкорд-авеню, преодолев добрых пару миль, потом прибежать домой, забраться под душ и, моя голову, подумать обо всем, что намечено на предстоящий день.
45 
