очень нудно 
172 
Богатым между алеутами тот почитался, кто кроме одетаго семейства имел только для себя одну бобровую, 5 еврашечьих, 5 тарбаганьих или оленьих, 5 урильих и 5 топорковых парок, двадцативесельную байдару, три байдарки, много лавтаков, т. е. сивучьих и нерпичьих кож, у которых шерсть по выпарении снята, довольно китовины, два сивучьих пузыря китового жира, две калуги для воды, 5 калюках (из дерева согнутых наподобие лукошка) шикши с жиром и столько же сараны, сивучий пузырь икры красной рыбы, 10 больших связок юколы, также несколько палтусиной и тресковой. За всем сим, выключая разные стрелки и прочие домашние орудия, для каждого необходимые, должны у него находиться еще служащие к украшению следующие вещи: 1-е — 4 и более янтарей, которые находили они сами на острове Укамок, и светло-беловатый ценили, да и теперь ценят дороже желтого; 2-е — аиминак (сукли), т. е. тонкие косточки, червяку подобные, в длину более и менее полутора вершков; 3-е — куикак, т. е. тонкие пластинки в вершок длины и ширины, вырезанные из самой средины перламутровой ракушки; и 4-е — довольное количество различных бисеров.
На войне употребляли щиты кубахкинак из деревянных, толщиною менее полвершка, шириною в вершок и длиною на спине в 3 1/2, а напереди в 2 четверти, крепко между собою жильными нитками связанных дощечек, к которым еще прикрепляется нагрудник хакаать из тоненьких палочек в 1 четверть длины, так искусно и прочно между собою теми же нитками переплетенных, что копье сильного ратника удерживать мог. Бывали также щиты, подобные нагруднику: ими прикрывали одно только туловище. Сверх сих щитов надевали еще плащ улихтать, таким же образом из длинных дощечек сделанный, смотря по росту человека. Ошейником служила жильная сетка, коею, крепко скрутив, обвертывали шею. Шапку имели из топольного дерева или из толстой звериной кожи. Вымарав краскою все лицо, выходили на войну, держа в правой руке костяное копье, а в левой лук. Колчан со стрелами повешен также на левой стороне. Лук бывает сделан в 2 аршина длины из американского кипариса, который иначе называется душным деревом. У стрелок древко бывает длиною в 3 четверти и более, с наконечником оленьей кости, при трех в одну четверть насечках и с каменным или медным на нем копьецом в полтора вершка.
С таковым снарядом в летнее время смелые и предприимчивые по сделанному прежде позыву съезжались на жило к главному начинщику или своему воеводе. По собрании достаточного числа таковых ратников входят они в кажим и садятся на лавках по распоряжению предводителя, как хозяина кажима; сам же он садится на полу близ входа. Потом жена его с самым скромным видом приносит в калуге воды, присядет на минуту подле мужа и вдруг выходит для того, что женщины не должны быть при таковых собраниях. А мальчики из родных или калги (пленники) подают воду пить по старшинству каждому гостю. Засим опять жена при помощи других женщин ближней родни приносит в больших четвероугольных и круглых мисках толкуши, т. е. 1) растертой и перебитой с водою и жиром сараны, 2) с жиром растолченной красной рыбы икры и 3) шикши с жиром; потом подают вареное сивучье и нерпичье мясо и сырую изрезанную палтусину, которую едят для того, чтобы не отрыгалось жиром.
В продолжение такого пиршества никто не смеет говорить, кроме стариков, и строгий во всем наблюдается порядок. Кто даже в собрании протянет ногу, тот повинен заплатить штраф. По окончании обеда жена еще приносит воды, а ближние родные вносят изготовленные на сей случай подарки и кладут их на полу среди кажима. Тут встает один только — сам воевода (первый их анаюгак), берет в руки побрякушки, т. е. небольшие обручики с привязанными вокруг их красными носками морской птицы, топорком называемой, и начинает плясать; в ту же самую минуту родные его бьют в бубны, т. е. большие с ручкою обручи, обтянутые тонкою кожею, и поют, воспоминая дела своих праотцов и отцов, славно воевавших. По окончании таковой военной песни хозяин из своих рук дарит гостей по старшинству: анаюгаков (тоенов) — бобрами или еврашечьими парками, стариков — лавтаками или урильими парками, молодых — некоторых янтарями, а прочих суклями или бисером и просит извинения в том, что мало одарил, обнадеживая большею добычею, каковую они имеют получить у неприятелей. На другой день изготовляются к отъезду без всякой церемонии; жены провожают их, сидя на берегу. Мужчины расстаются с ними очень хладнокровно: ни один из них не выронит ни одной капли слезы и даже не вздохнет, что почлось бы знаком трусости и не воина; садясь в байдару, едва удостоит одним словом сквозь зубы: фаяй — прощай.
172 
