— Хотел бы я знать, кто ты… Но, — добавил он, слегка касаясь губами ее губ, — едва ли это важно теперь, а налет таинственности придает всему особую привлекательность.
Он опять начал целовать ее быстрыми легкими поцелуями, которые привели ее в такое возбуждение, что она потянулась к нему в стремлении полнее насладиться ими. Его губы раздвинулись в улыбке, и она ощутила, как вспышку, горячее и влажное прикосновение его языка.
Засмеявшись, она сделала то же самое. Их губы и языки танцевали, легко касаясь друг друга в восхитительной игре, пока он полностью не завладел ее ртом. На сей раз в его поцелуе не было ничего механического. В нем было пламя, от которого она таяла как воск. Мягкая и теплая, готовая сгореть дотла.
Наконец он оторвался от ее губ, и она, повинуясь движению его рук, прильнула лицом к мощной груди, едва удерживаясь на ногах от головокружения. Широкий рукав монашеского одеяния соскользнул до локтя, обнажив сильную руку с запутанным узором выпуклых вен.
Такие руки ей приходилось видеть у грумов в конюшне. Неужели все джентльмены так выглядят под шелком и кружевами? Почему она раньше не замечала, какой красивой и мускулистой может быть мужская рука? Она обхватила его руку ладонью, восхищаясь ее притягательной мужественностью. Слегка подвинувшись, она провела губами по вене, следуя ее изгибам.
— Что ты делаешь? — спросил он, застыв на Мгновение.
— У тебя красивые руки. — Она языком прошлась по вене в обратном направлении, затем посмотрела на него, забавляясь смущением, промелькнувшим в его глазах.
— Я рад, что тебе нравится. У тебя тоже красивые руки. — Он принялся покрывать поцелуями ее руку от костяшек пальцев до обнаженного локтя, затем от обнаженного плеча медленно двинулся к видневшейся в вырезе платья выпуклости груди.
Позволив его губам создавать приятный, волнующий фон, Эльф продолжила собственное обследование. Приподняв выше широкий рукав, она провела рукой по твердому мускулистому предплечью.
Эльф не видела обнаженных мужских рук с тех пор, как вышла из детского возраста. Не считая Уолгрейва несколько дней назад, напомнила она себе. Правда, тогда он был полностью обнажен, и это отвлекало ее от деталей.
Да, еще Феррон в его тоге. Никакого сравнения.
Мужские руки, думала она потрясение, задирая рукав выше к широкому плечу, заслуживают большего внимания. Возможно, даже к лучшему, что они их прикрывают, иначе женщинам не устоять перед безумным соблазном…
В этот момент полы ее платья разошлись. Озадаченно посмотрев вниз, она рассмеялась. Он смог расстегнуть платье одной рукой. Теперь, высвободив вторую, стаскивал его с плеч. Затем, развернув ее спиной, принялся за шнуровку.
Она почувствовала себя странно обделенной, не видя и не ощущая его, но тут едва заметные прикосновения его пальцев возобновили свое волшебство, несмотря на разделявшие их шелк и жесткую основу корсета. Ее глаза начали медленно закрываться…
— Взгляни, — выдохнул он, слегка повернув ее. — Взгляни, Лизетт.
Подняв отяжелевшие веки, Эльф увидела отражение в зеркале: женщина в белой маске с напудренными волосами в сверкающем корсете и алой юбке, которую раздевает монах в темном одеянии и узкой черной маске.
Боже! Воплощение порока!
Возможно, этим и объясняется такое возбуждение. Перекрывая любовь и вожделение, грохочут дикие барабаны запретного. Казалось, даже воздух насыщен пороком.
Видимо, Форт почувствовал то же. Он поднял глаза, продолжая распускать шнуровку корсета, и улыбнулся, глядя прямо в глаза ее отражения.
— Думаю, ты права, капризная Лизетт, насчет маски. Костюмы придают всему особую остроту, верно? Но с другой стороны, ты невинна…
Опять этот вопрос. Как, наверное, она озадачивает его.
— Я девственница, — сказала она, не отводя глаз. — Но в данный момент не чувствую себя невинной.
— Утром ты определенно не будешь ею. Это я тебе обещаю. — Он расслабил шнуровку достаточно, чтобы приспустить корсет с плеч, освободив ее грудь. В сущности, жесткий корсет оказался как раз под грудью и поддерживал ее так, что соски гордо поднялись, натянув тонкий шелк. Она инстинктивно прикрыла их руками.
Рассмеявшись, он ущипнул ее за шею.
— Приголубь их, Лизетт, пока я не сделаю всю тебя девственно белой.
Бант на нижней юбке поддался решительному рывку, и она алым облаком опустилась к ее ногам. Он убрал ее руки от груди, и корсет последовал за юбкой.