128 
Пацей недоуменно отстранялся, пытаясь одной рукой отодвинуть нападавшую подальше. Что вызвало лишь новый вопль:
— Помогите, люди! Мало того, что кошелек вытащил, он еще и старуху бьет!
Людей возле магазина было не так уж много — человек пять. И все, конечно же, смотрели, как пожилая женщина в очках, очень похожая на учительницу, с орденом Красной Звезды и десятком медалей на груди, лупит сумочкой неприметного мужчину, одетого не богато и не бедно. Облик мужчины, в общем, не вызывал ни симпатии, ни антипатии, зато облик женщины заставлял тут же проникнуться к ней доверием… Молодой мужчина, уже было собравшийся сесть в старенький «Москвич», резко развернулся и направился к месту действия, многозначительно покачивая головой, а за ним рванулась еще парочка доброхотов.
— Послушайте… — заикнулся было Пацей. Его заглушил крик пожилой орденоносицы:
— До пенсии еще две недели, люди! Чуть без гроша не оставил, мерзавец!
— А ты погоди, погоди… — сказал молодой мужчина, ухватив Пацея за рукав. — Ты не торопись, разберемся…
— Товарищ…
— Так, граждане, разомкнемся, — послышался профессионально уверенный, хорошо поставленный командный голос усатого подполковника, судя по форме из «Ястреба», моментально пробившегося сквозь растущую толпу в сопровождении статного лейтенанта того же подразделения. — Доложим, что происходит… Кто у кого кошелек вытащил?
— А вот этот, вот этот! Я сама видела! — заорала старушонка с кислым лицом трамвайной склочницы. — Я сама видела!
Пожалуй что, она верила, что и в самом деле видела. Успела поверить. Еще не понимая, что принужден плыть по течению, Пацей отстранил махавшую сумочкой орденоносицу, коснулся локтя «ястребовца»:
— Подполковник, здесь какое-то недоразумение, отойдем…
— Отчего ж не отойти, — согласился бравый. — Михась, ты пока потерпевшую опроси, свидетелей, соответственно… Вы, гражданин, не так быстро поспешайте, не успеваю за вами… а вы, гражданочка, погодите, никуда он не денется… Значит, пенсионерок обижаем? Последние деньги крадем?
— Послушайте!
— Слушаю, — невозмутимо сказал подполковник.
Пацей оглянулся и, убедившись, что остальные находятся на приличном расстоянии, авторитетным голосом начал:
— Сейчас я покажу удостоверение… Кто-то схватил его сзади профессиональным приемом. Пацей рассмотрел, что зажавшая ему горло рука — в форменном рукаве, и тут же дернулся от боли. Что-то вонзилось в бок прямо сквозь пиджак, и от того места по телу пошел парализующий холодок…
Вполне возможно, он успел что-то понять. Поздно. Пока двое подчиненных бравого подполковника волокли его к машине, носившей все отличительные признаки милицейской, усатый служака бодро распоряжался:
— Расходитесь, граждане, расходитесь, нету тут никакого цирка с верблюдами и клоунами! Все, хорошие мои! Взяли голубчика, давно искали… А вы, бабушка, как потерпевшая, пожалуйте до машины, мы без ваших показаний, как без рук… Все, граждане, повязали карманничка, и уж, будьте благонадежны, никто его не отпустит, пока свое не отсидит…
…Обходиться с этим клиентом стоило гораздо осторожнее, нежели с Адой, и Пацей был давно уже пристегнут наручниками: за кисть правой руки — к батарее, за щиколотку левой — к ножке неподъемного стола, оставшегося от прежних хозяев.
— Опасаетесь? — Пацей старался улыбнуться.
— Стараюсь исключить всякие случайности, — серьезно ответил Данил, придвинул ногой стул и сел напротив. — Сейчас мне никак нельзя нарваться на случайность, пусть уж лучше буду выглядеть смешно…
— Ну, а на неслучайность нарваться не боитесь? — поинтересовался Пацей. — Вы примерно представляете, сколько статей Уголовного кодекса нарушили?
— Бог ты мой, почему «примерно»? — пожал плечами Данил. — Хорошо представляю, не примерно, а точно. Наизусть могу перечислить. Знаете, чем меня порой привлекают польские термины? Очень уж удачны. На российской мове кодекс — «уголовный», а вот по-польски «карны». По-моему, это звучит гораздо внушительнее: карный…
Кодекс карны, карающий…
— Я повторяю, вы понимаете, во что ввязались?
— Ну, не надо, — поморщился Данил. — Давайте сойдемся на простой истине: вы знаете, что я знаю, и я знаю, что вы знаете… Так что не будем оба валять ванечку, мы ж профессионалы… Положение у вас хуже пресловутого губернаторского. Вы, кстати, не знаете, что это за бедолага губернатор ухитрился таким вот манером угодить в пословицу и в чем там было дело? Жаль, я тоже не знаю. Но положение у вас хреновое. Бедный папа, бедный папа, ты не вылезешь из шкапа, ты повешен нашей мамой между платьем и пижамой… Это не детская дразнилка, это, как ни удивительно, название модернистской пьесы…
128 
