Пролог. Черная месса

Сырая осенняя ночь родила блеклую луну. Ветер то затихал, то кружил по буеракам и предместью, обрывая уже не крепко держащиеся листья с ветвей и пиная ветхие заборы. Время от времени с отчаянностью подгулявшего безбожника ветер налетал на дверь кладбищенской церквушки, и тогда человек, стоящий на коленях перед иконостасом, нервно вздрагивал, оглядывался, а затем снова начинал истово бить поклоны.

Он был маленького роста, тщедушен и благообразен. Но в его больших выпуклых глазах, вместо должного благочестия и отрешенности, горел фанатический огонь страдальца за веру, творящего последнюю молитву перед тем как взойти на эшафот. Наполовину сгоревшие свечи тревожно мерцали, не в силах разогнать мрак, окружавший коленопреклоненного человека. Казалось, что суровые лики святых ожили и гневно гримасничают, пока еще не в состоянии вырваться из-под слоя бесцветного лака, покрывающего изображения, чтобы наконец обрести свободу и разомкнуть уста.

Но вот странный богомолец поднялся, взял сумку на длинном ремне, которая лежала возле аналоя, и, еще раз перекрестившись, направился к выходу. Видимо, сомнения и терзания оставили его, и он шел уверенной походкой человека имеющего конкретную цель, ради которой можно пожертвовать даже жизнью.

Кладбище было старым, заросшим деревьями и кустарниками. Фигурные православные кресты эпохи "развитого" социализма из дерева и металла соседствовали с каменными дореволюционными склепами и гипсовыми надгробьями периода застоя, уже тронутыми разрушительной силой времени; кое-где – в основном в центральной, престижной, части погоста – высились солидные монументы из гранита и мрамора, сооруженные "новыми" русскими. Полная луна уже вошла в силу и ее таинственное сияние, немного притушенное туманной дымкой ночных испарений, порождало тени самых разнообразных и причудливых очертаний. Не утихающий ветер тоже вносил свою лепту в фантасмагорическую картину, представшую перед глазами человека, который направился вглубь кладбища, старательно избегая мест, освещенных лунным светом. Похоже, его решительность несколько поколебалась под впечатлением увиденного, однако он продолжал пробираться среди надгробий к одному ему известному пункту с упрямством отчаявшегося, лишь время от времени крестясь и бормоча молитвы.

Наконец человек, который до этого шел, пригнувшись, и вовсе встал на четвереньки. Теперь он продвигался вперед со скоростью улитки, смешно виляя тощим задом. Его глаза были прикованы к странному свечению, исходившему из небольшой рощицы, образованной березовой порослью. Когда-то там находился старый погост, а ныне на месте могильных холмиков образовались ложбинки, поросшие травой. И только в глубине зарослей, где высились столетние дубы вперемежку с не менее старыми березами, белело пятно ровной поляны почти круглой формы. В ее центре торчало, словно гнилой зуб, похожее на скифскую каменную бабу изваяние, обезображенное веками, а возможно и тысячелетиями. Трудно сказать, как языческий идол попал на православное кладбище; скорее всего в старину на этом месте находилось капище какого-нибудь кровожадного бога, а те, кто начинали обустраивать скорбное место, не смогли убрать неподъемную каменную глыбу.

Человек заполз под куст и затаился. Его лихорадочно блестевшие глаза были прикованы к поляне, где происходило какое-то странное и таинственное действо. Несмотря на поздний час возле изваяния – а вернее, возле того, что от него осталось – кружком стояли люди. В полном безмолвии они наблюдали за абсолютно обнаженной девушкой и мрачным типом с физиономией киношного злодея. Он был высок, угловат и держался неестественно прямо – будто дрын проглотил. Одеждой ему служила длинная черная рубаха наподобие поповской рясы с нарисованными на ней белой краской каббалистическими символами.

Девушка лежала на импровизированном ложе из ящиков, застеленном алым бархатом. Ее остановившийся взгляд был прикован к звездному небу. Видимо, девушку вовсе не пугал длинный нож в руках зловещего черноризца. Похоже, она находилась в наркотическом ступоре или была загипнотизирована. Их окружало огненное кольцо из толстых ароматических свечей, испускающих тяжелый, вовсе не восковый запах.

Тем временем одетый в черное тип медленно поднял нож вверх, будто намеревался вонзить его в беспомощную, ничего не соображающую девушку. Притаившийся под кустом человек нервно всхлипнул и начал торопливо шарить в сумке, которую он принес с собой. То, что он достал из нее, совершенно не вязалось с его обликом богобоязненного святоши – человек держал в руках связку динамитных патронов. Не отрывая взгляд от зловещего типа с ножом, он вынул из кармана зажигалку и начал торопливо и безуспешно чиркать колесиком по кремню, чтобы поджечь бикфордов шнур, торчащий как плодоножка дьявольского плода.

  1