очень нудно 
141 
Их отправили дальше на четвертые сутки. Недоумевающие и напуганные воры галдели, как стая воронья, обмениваясь впечатлениями от увиденного. И лишь пахан Базуль лежал на своем "королевском" ложе молча и с загадочной улыбкой мифического Сфинкса на лице.
Он знал, что собой представляет эта засекреченная зона…
Закрытый в бараке этап кормили два раза – утром и вечером. На удивление, еда была вполне сносной, чтобы не сказать больше. Кое-кто умудрялся найти в борще даже крохотные кусочки мяса, а вместо обычной лагерной каши этапированным рецидивистам приносили невиданное лакомство – толченую картошку с жареной рыбой. Термосы с харчами доставляли все те же молчаливые псы,[33] но на раздаче стоял довольно симпатичный парнишка, один из сидельцев спецзоны. Базуль, как пахан, руководил раздачей и следил за порядком. Обычно он стоял в трех шагах от поваренка, как окрестили парня зэки, а в затылок ему дышал здоровенный надзиратель.
Но однажды попку[34] куда-то позвали. И тут парнишка заговорил. Как обычно, не открывая рта, он все также сноровисто орудовал черпаком, и тем не менее Базуль отчетливо слышал обращенные к нему слова:
– Выручи, друг. Если у тебя есть пилка по металлу или напильник, будь добр, передай мне. И если можно скажи адресок на воле, где можно раздобыть ксиву и шмотки. Даю слово, отблагодарю. Клянусь…
Ошеломленный неожиданным чревовещанием, Базуль лишь слегка кивнул, стараясь не глядеть на парня. Он переваривал услышанное еще минут пять, а затем все-таки спросил, тоже стараясь не разжимать губ:
– Кто хозяин вашей зоны?
Поваренок вопрос понял правильно. Чуток поколебавшись, он все-таки ответил:
– Госбезопасность…
Базуля будто током ударило. Шпионы! Здесь чалятся[35] шпионы! Неужто этот хлипкий с виду пацан – диверсант, засланный в Союз иностранной разведкой, может даже американец? Бля-а…
Ночь пахан провел без сна. Впрочем, к бодрствованию и обстановка располагала – пошел мелкий занудливый дождь, и прохудившаяся крыша барака не то что исполняла свое прямое предназначение, а, как казалось Базулю, даже притягивала дождевые капли, чтобы еще больше усугубить бедственное положение этапированных, выливая на и так иззябших зэков ушаты холодной воды.
Пахан размышлял. Он вовсе не был глупым, ограниченным человеком, как большинство его товарищей по многочисленным "ходкам" за решетку. Еще в молодые годы, несмотря на явно выраженные отклонения в психике, постоянно подталкивавшие его сначала на мелкие правонарушения, а затем и на "мокрый" грабеж, Базуль вовсе не считал, что образование – помеха для тех, кто вольно или невольно противопоставил себя закону. Он и в школе учился весьма прилично, а когда попал в лагеря, то прослыл самым прилежным читателем библиотеки зоны. Правда, выбор книг там был небогат, но даже сочинения коммунистических вождей, если их читать между строк, приносили быстро матереющему вору немало пользы. Позже, когда Базуля короновали на вора "в законе", ему, вместе с продуктовыми передачами из воли, доставляли толстые журналы с литературными новинками и самые дефицитные издания, которые в те времена были доступны лишь партбоссам и торговым работникам. Доходило до смешного – к лагерному пахану в очередь за книгами выстраивалось все начальство зоны во главе со своими женами и домочадцами.
Зато во время побегов и когда он между отсидками колесил по стране, Базуля принимали за кого угодно, но только не за уголовника и отпетого негодяя. Благородная седина на висках, отлично пошитый дорогой костюм, изысканные манеры, особенно в обществе женщин, и грамотная речь могли сбить с толку не только сотрудников уголовного розыска, но и опытных психологов. У него было несколько настоящих паспортов с весьма тщательно разработанными легендами. Не будь он вором "в законе", для которого требовалось постоянно поддерживать свое воровское "реноме" все новыми и новыми грабежами и налетами, а в перспективе – и отсидками за решеткой, Базуль мог бы запросто раствориться в людской массе и работать где-нибудь в глубинке на непыльной и денежной должности, благо купить трудовую книжку и диплом о высшем образовании для него не представляло большой сложности.
Базуль был многолик. Он казался своим и в рабочей среде, и на бенефисе какой-нибудь народной артистки, и, естественно, в зоне, и среди рафинированных интеллигентов – впрочем, в таких случаях вор все-таки предпочитал помалкивать, напуская на себя глубокомысленную задумчивость, как бы подчеркивая, что немногословие и впрямь золото. И он был весьма предусмотрительным человеком, иногда чисто интуитивно предугадывая динамику развития событий, начавшихся казалось бы с совсем незначительного случая.
141 
